Броня. "Этот поезд в огне..." - Юрий Корчевский

Сергею Зарембе всегда нравилась железная дорога. Скорость, порядок, перестук колес, гудки, мимо полустанки пролетают. Профессия уважаемая, почетная и хорошо оплачиваемая. Жил Заремба в небольшой деревушке Изметьево, за окраиной которой была железная дорога. Еще в бытность подростком он часто бегал к железным путям, по которым с грохотом проносились грузовые или пассажирские составы. Сергей с жадностью вглядывался в лица машинистов и после школы поступил в железнодорожное училище. Учился прилежно, с желанием, и был оставлен для работы в локомотивном депо «Горький-Сортировочная». И хобби появилось новое – паровозы. Было в них то, что не имели тепловозы или электровозы – душа: огонь, пар, тяжкое дыхание паровых машин. В первый же отпуск в Санкт-Петербург поехал. Другие в Петергоф или Царское Село едут, а он в музей железнодорожного транспорта. Два дня бродил на путях музея, где под открытым небом локомотивы и вагоны стоят. Фотографировал, в некоторые удавалось забраться, пощупать своими руками, посмотреть. Разве заменит нечеткое черно-белое фото в старом справочнике настоящий паровоз? Только и жалость примешивалась. Паровозы холодные стоят, напоминая кладбище, да еще порой некомплектные. Полазил по бронеплощадке бронепоезда, постучал по броне, подивился тесноте внутри. А ведь тут не только ехать надо, а еще и воевать. Листы брони наклонные, в полный рост не встанешь. У транспортера железнодорожной батареи с огромной пушкой стоял, где снаряд в человеческий рост. Чего только человечество не придумало, чтобы себе подобных истреблять. Не думал не гадал, что все увиденное на себя примерить придется. Возвратившись, сам долго в отцовском гараже, превращенном в мастерскую, строил действующую модель паровоза «ФД». На одной из выставок железнодорожных моделей познакомился с тезкой Сергеем, работавшим на паровозе. Заремба обрадовался:

– Покажи! А еще лучше с собой на смену возьми.

– Да я на маневровом, при заводе.

Уговорил-таки. В один из свободных дней отправился Сергей на заводские подъездные пути, встретился с тезкой. Паровоз старый, серии «Эр». Откатался любопытным пассажиром смену, поблагодарил. В будке машиниста жарко, все детали горячие. Попробовал уголь в топку кидать – тяжело, да и умение нужно. Уголь равномерно на колосники сыпать надо, иначе холодный воздух вмиг котел остудит, давление пара упадет. Стал спускаться по крутой лесенке, окутанной паром. Сам в угольной пыли, потный. Глядь – рабочие к репродуктору бегут. И Сергей подошел.

А из репродуктора архаичного – голос Левитана:

«Передаем сводку Совинформбюро. Сегодня, двенадцатого декабря 1941 года, наши войска вели упорные оборонительные бои с превосходящими силами гитлеровских захватчиков…»

Сергей был шокирован. Какой сорок первый? Но осмотрелся вокруг. Одежда на рабочих не современные комбинезоны, а ватники, кирзачи на ногах. И на путях не электровозы и тепловозы, а паровозы и вагоны двухосные, коих на железной дороге уже нет. Чего скрывать, испугался. На паровоз снова взобрался, а там люди незнакомые.

– Чего тебе, парень?

Так и спустился на землю.

Его окликнули. Сергей человека не знал, но тот себя вел, как старый знакомый.

– Сергей, ты идешь записываться?

– Куда?

– Забыл? Добровольцем на бронепоезд. Ты же комсомолец!

– Конечно.

– Я провожу.

Так Сергей Заремба попал в списки и казарму личного состава формируемого бронепоезда. Еще больший шок он испытал, когда в зеркало себя увидел. Не на себя похож, а на чужого человека. Не веря глазам, долго ощупывал лицо, даже ущипнул – не сон ли? Решил – коли так получилось, жить и воевать. Родина у него одна, хоть и называлась по-разному. Был СССР, а теперь Российская Федерация.

Зачислили его кочегаром на паровоз. Тяжело сначала было, одного угля сколько перекидать надо. Но пообвыкся, мышцы нарастил, ловкость появилась. Это не на современной технике на кнопки нажимать. Машинист Глеб Васильевич, ликом и вислыми усами на Тараса Бульбу похожий, только покрякивал довольно, видя согласованную работу помощника и кочегара. Был он лыс, но без чуприны, как у Бульбы. Лысины своей стеснялся, форменную фуражку не снимал почти никогда, даже в жару. В паровозной будке и зимой тепло, от топки жаром пышет, и не дай бог рукой голой к деталям прикоснуться: все железо раскаленное, моментом ожог можно получить.

За несколько месяцев Сергей опыта набрался, мышцы под рубахой буграми перекатываться начали. Конечно, минусы в работе были: чумазый всегда, от одежды, от волос углем, дымом, гарью пахло. И руки, как ни мыл он их с мылом да со щелочью, все равно грязные – в складках и под ногтями. За это время к другому времени привык, первоначальный шок прошел. Девицы нос воротили от грязных рук – фу! Но Сергей на них пока не глядел, хотя девицы глазками и постреливали.

Вскоре помощник машиниста, Игнат, ушел на повышение – машинистом на другой паровоз, и его место занял Сергей. Тут уж заботы другие появились, за паровозом следить надо было. Как остановка – механизмы смазывать, во все масленки, коих уйма, масла подлить, гайки протянуть. Да и гайки такие, что гаечный ключ на 42 самый маленький. А во время движения воду в котел накачать инжекторным насосом, за давлением пара следить, перед подъемами поднять его почти до красной черты на манометре. Легче, интереснее работать стало.

Рабочие и добровольцы, как и все советские люди, убеждены были: два-три месяца – и фашистам разгром устроят, а там и на немецкой земле его добьют. Не зря же пели «Если завтра война, если завтра в поход». И кино показывали, где немцы в панике бегут от советской конницы. Сергей исход войны знал, но помалкивал. Или сумасшедшим сочтут и с паровоза снимут, либо в НКВД донесут.

Многие на фронт рвались. А у железнодорожников вообще бронь от призыва. Ведь железные дороги – это как сосуды у человека, грузы везут, людей. Замрут дороги – страна умрет.

На железной дороге поток грузов возрос многократно. Из Белоруссии, Украины на восток двигались эшелоны с эвакуированными людьми, заводами. На платформах везли станки – в ящиках и без, зачастую на платформах ехали рабочие. А на запад тянулись эшелоны с воинскими частями. Под брезентом, на платформах угадывались очертания пушек, танков, и Сергея брало удивление – такая прорва техники, солдат! Почему же немец давит, вперед прет?

Нагрузка на железнодорожников увеличилась. Паровозные бригады выматывались, толком не отдыхали. Начали забирать в армию, в железнодорожные войска мужчин призывного возраста. На смену им в депо приходили пенсионеры, кто еще в силах был работать – машинисты, стрелочники, путейцы.

А по радио сводки звучали одна другой горестней.

Люди понять не могли: говорили же, что будем бить врага на его территории, шапками закидаем. Так где же наши сталинские соколы, бравые конники? В какой-то момент наступило понимание, что война будет долгой и тяжелой. А когда на одной из остановок он выбрался из паровоза, чтобы долить масла в буксы тендера, удалось поговорить с одним из раненых. У бедолаги были забинтованы обе руки, и он попросил Сергея скрутить ему цигарку. Сам-то Сергей не курил – дыма на паровозе и без того хватало. Но он видел, как это делают другие, и потому неумело скрутил цигарку, сунул ее в губы раненому и чиркнул спичкой. Раненый с наслаждением затянулся и окутался клубами ядреного махорочного дыма.