Сила шести - Питтакус Лор

В книге описаны реальные события.

Имена и названия изменены, чтобы уберечь от опасности посланника Лориен Шесть,

который продолжает скрываться.

Считайте это первым предостережением.

Другие цивилизации действительно существуют.

И некоторые из них стремятся вас уничтожить.

Меня зовут Марина, что значит «морская», но это имя появилось у меня далеко не сразу. Вначале я была просто Седьмой, одной из девяти Гвардейцев с планеты Лориен, чья судьба зависела и до сих пор зависит от нас. От тех из нас, кто не пропал. От тех из нас, кто еще жив.

Когда наш корабль жестко уперся в поверхность Земли, мне было всего шесть лет. Но даже в таком юном возрасте я ощущала, как велики ставки для нас — девятерых Чепанов и девятерых Гвардейцев — и что здесь у нас будет наш единственный шанс. Мы вошли в атмосферу планеты посреди бури, которую сами же и устроили, и, когда наши ноги впервые коснулись Земли, я помню клубы пара от корабля и гусиную кожу на своих руках. Я целый год провела без ветра, а снаружи было ветрено и морозно. Нас кто-то ждал. Не знаю, кто это был, он только отдал Чепанам по два комплекта одежды и по большому конверту. Я до сих пор не знаю, что в нем было.

Мы сбились все в кучу, зная, что, может быть, больше никогда не увидимся. Мы сказали друг другу какие-то слова, обнялись и потом разделились, понимая, что должны это сделать, и пошли парами по девяти разным направлениям. Я все время оборачивалась через плечо и глядела, как удаляются остальные, пока они медленно, один за другим, не пропали из вида. И по этому миру, о котором мы почти ничего не знали, поплелись мы вдвоем с Аделиной. Теперь я представляю, как она тогда, наверное, была испугана.

Я помню, как мы садились на какое-то судно, которое уходило неизвестно куда. Потом было два или три поезда. Мы с Аделиной держались особняком и таились по каким-то темным углам, чтобы остаться никем не замеченными. Мы шли от города к городу через горы и поля и стучались в двери, которые открывались и тут же захлопывались перед нами. Мы были голодны, усталы и испуганны. Я помню, как сидела на обочине и просила милостыню. Я помню, как плакала вместо того, чтобы спать. Я уверена, что Аделина отдала некоторые из наших драгоценных камней с Лориен всего лишь за теплую еду — в такой великой нужде мы жили. Возможно, она отдала все камни. А потом мы нашли в Испании это место.

Женщина с суровым лицом, которую я после знала как сестру Люсию, открыла тяжелую дубовую дверь. Она только взглянула на Аделину, и по ее поникшим плечам поняла все ее отчаяние.

— Ты веришь в слово Божие? — спросила женщина по-испански, поджав губы и испытующе сузив глаза.

— Словом Божием клянусь, — ответила Аделина, торжественно кивая. Не знаю, откуда она знала ответ — может быть, подслушала несколько недель назад, когда мы ютились в церковном подвале, — но ответ оказался правильным. Сестра Люсия открыла нам дверь.

С тех пор мы здесь, вот уже одиннадцать лет, в этом женском монастыре с заплесневелыми кельями, сквозняками в коридорах и твердыми, как льдины, полами. Если не считать редких посетителей, единственным моим источником сведений о мире вне нашего маленького городка является Интернет, я постоянно брожу по нему, разыскивая хоть какие-то намеки на то, что остальные тоже живы, что они тоже ищут, а может быть, сражаются. Я ищу какой-то знак, что я не одинока, потому что теперь я не могу сказать, что Аделина по-прежнему верит, что она все еще со мной. Ее отношение изменилось, пока мы были где-то в горах. А может, когда перед умирающей от голода женщиной с ребенком захлопнулась еще одна дверь и снова оставила их в холодной ночи. Как бы то ни было, Аделина утратила понимание того, что надо обязательно находиться в движении, а ее вера в возрождение Лориен, похоже, уступила место той вере, которую исповедуют сестры в монастыре. Я помню отчетливую перемену во взгляде Аделины, ее неожиданные разговоры о том, что для выживания нам необходимы руководство и организация.

Моя вера в Лориен остается непоколебимой. Полтора года назад в Индии четыре разных человека видели мальчика, который силой мысли двигал предметы. Хотя сначала этому не придали особого значения, но вскоре мальчик неожиданно исчез, что вызвало много шума в округе, и начались его поиски. Насколько я знаю, его так и не нашли.

Несколько месяцев назад было сообщение из Аргентины: после землетрясения одна девушка подняла пятитонную бетонную плиту, чтобы вызволить из-под нее человека. Когда слухи об этом героическом поступке распространились, она исчезла. Как и мальчик в Индии, она до сих пор не нашлась.

А вот теперь потоком идут новости из Америки, из штата Огайо, где полиция охотится за отцом и сыном: эта парочка, как считают, самолично разрушила целую школу, убив по ходу дела пятерых человек. Они не оставили никаких следов, кроме таинственных кучек пепла.

«Выглядит так, словно здесь произошла битва. Я не вижу другого объяснения, — приводятся слова руководителя следствия. — Но не сомневайтесь: мы доберемся до сути дела и найдем Генри Смита и его сына Джона».

Возможно, Джон Смит, если это его настоящее имя, просто озлобленный парень, которого слишком достали. Но думаю, это не так. Всякий раз, когда его фотография появляется на экране, мое сердце начинает колотиться. Меня охватывает безрассудное чувство, которое я не вполне могу объяснить: он — один из нас. И я почему-то убеждена, что обязана его найти.

Опираясь руками на холодный подоконник, я смотрю, как летят снежинки с темного неба и падают на скалистый горный склон, поросший сосной, пробковым деревом и буком. Снег шел весь день и, говорят, не перестанет идти и ночью. Я едва что-либо различаю за северной границей городка — все теряется в белой пелене. Днем, когда небо ясное, можно увидеть бледное голубое пятно Бискайского залива. Но только не в такую погоду. Я невольно размышляю, что может таиться в этой белизне.

Я оборачиваюсь. В продуваемой сквозняком комнате с высоким потолком стоят два компьютера. Чтобы воспользоваться одним из них, надо записаться и ждать своей очереди. По вечерам установлен лимит: десять минут, если кто-то ждет очереди, и двадцать минут, если никого больше нет. Две девушки, которые сейчас сидят за компьютерами, занимают их уже полчаса, и мое терпение истощается. Я не проверяла новостей с утра, когда заскочила сюда перед завтраком. Тогда ничего нового о Джоне Смите не было, но меня почти трясет от мыслей о том, что могло появиться за день. С тех пор как началась эта история, каждый день возникает что-то новое.

Санта-Тереза — это не только монастырь, но еще и сиротский приют для девочек. Я теперь самая старшая из тридцати семи — вот уже шесть месяцев, с тех пор, как ушла последняя девушка, которой исполнилось восемнадцать лет. В восемнадцать мы все должны делать выбор: уйти или остаться и жить в лоне церкви. Из тех, кто достиг восемнадцати лет, ни одна здесь не осталась. Я их не виню. До дня рождения, которое мы с Аделиной придумали, когда оказались здесь, осталось меньше пяти месяцев, и тогда мне тоже будет восемнадцать. Как и все другие, я планирую непременно покинуть это узилище — и неважно, пойдет Аделина со мной или нет. Трудно вообразить, что она пойдет.