Когда связь крепка - Блейк Пирс

Медленно приходя в сознание, Риз Фишер почувствовала боль во всём теле. У неё ныла шея, а голова просто раскалывалась.

Она открыла глаза, но тут же снова зажмурилась, ослеплённая солнечным светом.

«Где я? – гадала она. – Как я сюда попала?»

К боли добавилось неприятное покалывание в онемевших конечностях.

Она хотела пошевелить руками и ногами, чтобы от него избавиться, но обнаружила, что не может. Её пальцы, руки и ноги были полностью обездвижены.

Последствия аварии?..

Похоже, её сбила машина.

Или же она вылетела из своего автомобиля и теперь лежит на твёрдом асфальте.

Разум её не мог ни за что уцепиться.

Почему она ничего не помнит?

И почему она не может пошевелиться? Неужели она сломала шею или ещё что похуже?

Нет, она ощущала каждую часть своего тела, просто не могла шевелить ими.

Её лицо горело, облизываемое лучами жаркого солнца, и ей не хотелось снова открывать глаза.

Она изо всех старалась сообразить, где она и что она делала до того, как… до того, как это всё произошло, что бы то ни было.

Она вспомнила – или же это воображение играет с ней шутки? – как села в поезд в Чикаго, как выбрала удобное кресло, как поехала домой в Милликан.

Но доехала ли она до Милликана?

Она вообще сошла с поезда?

Да, кажется, сошла. Ей вспомнился образ вокзала, купающегося в лучах утреннего солнца, и голубое небо над дорогой, когда она пошла в сторону дома, до которого было не более полутора километров.

А потом…

Что было потом?

Остальные воспоминания были несвязанными, больше похожими на фрагменты полузабытых снов.

Она как будто очутилась в старом кошмаре, где не могла бежать от угрожающей ей опасности, не могла пошевелиться. Нужно было бороться, справляться с угрозой, но она не могла.

Тут в голове у неё всплыл образ некого зложелателя – мужчины, от внешности которого в её памяти не осталось даже намёка.

«Что он сделал со мной? – стала думать она. – И где я?»

Она поняла, что зафиксирована у неё лишь шея, и слегка отвернув голову от палящего солнца, наконец сумела раскрыть глаза. Первое, что она увидела, это изгибающиеся линии, уходящие от неё к горизонту, но как ни напрягала она разум, их назначение упорно ускользало от неё.

Затем она поняла, почему у неё так болит шея: она лежала на красноватом металле, раскалившемся от яркого солнца.

Она заёрзала на месте и почувствовала, как ей в спину упёрлось нечто очень твёрдое, напоминавшее камень.

Постепенно её глаза смогли сфокусироваться на расплывчатых линиях, и тогда только она поняла, что они из себя представляют.

Несмотря на жаркую погоду, от этого осознания тело её похолодело.

Она лежала на рельсах.

Но как она сюда попала?

И почему она не может пошевелиться?

Начав извиваться всем телом, она поняла, что может двигаться, но совсем немного.

Она могла изгибаться, поворачиваясь торсом, однако ноги её оставались прижатыми одна к другой, и поделать с этим ничего не получалось.

Онемение конечностей, от которого она никак не могла избавиться, постепенно сменилось приступами страха.

Она привязана к железнодорожным путям, а её шея закреплена на рельсе.

«Нет, – сказала она себе. – Это невозможно».

Она действительно проживала один из своих кошмаров наяву – обездвиженная и беспомощная перед лицом чудовищной опасности.

Она закрыла глаза, надеясь, что сможет проснуться, когда вдруг почувствовала шеей острую вибрацию, а до слуха её долетел рокот.

Когда шум стал ещё громче, а земля уже ходила под ней ходуном, она снова открыла глаза.

В поле её зрения был лишь небольшой отрезок рельс, но она без труда могла угадать источник вибрации и грохота.

То был приближающийся поезд.

Пульс её ускорился, а ужас заполнил всё её тело. Она стала лихорадочно извиваться, судорожно пытаясь высвободиться, но всё это было тщетно. Она никак не могла освободить руки и ноги, не могла убрать с рельсы шею.

Грохот уже стал совершенно невыносимым, когда она увидела его: красновато-оранжевую решётку тяжёлого дизельного локомотива.

Она закричала, и крик показался ей неестественно громким.

Но тут она поняла, что слышит не собственный крик.

То был пронзительный свисток поезда.

«Машинист дал свисток, но какого чёрта он не останавливается?» – со злостью подумала она.

Но, конечно, он просто не мог: на такой скорости, с которой он летел, сделать это быстро просто невозможно.

Раздался скрип тормозов, когда он попытался остановить эту махину из железа.

Локомотив теперь занимал всё поле её зрения, она видела пару глаз, смотревших на неё сквозь лобовое стекло – эти глаза были напуганы не меньше, чем она сама.

Она как будто смотрела на себя в зеркало, а ей не хотелось видеть то, что она видела.

Риз Фишер закрыла глаза, зная, что открыть их ей не придётся уже никогда.

Когда Райли услышала, как перед её домом припарковалась машина, она была ещё совершенно не готова морально.

Она изучила своё лицо в зеркало ванной комнаты, надеясь, что нам нём не слишком видны следы недавних слёз, а затем спустилась вниз, где в гостиной её уже ждала вся её семья: экономка Габриэлла, пятнадцатилетняя дочь Эприл и тринадцатилетняя приёмная дочь Джилли.

Между ними с двумя упакованными чемоданами по бокам стоял пятнадцатилетний мальчик Лиам и с грустной улыбкой смотрел на Райли.

«Это действительно происходит, – подумала она. – Прямо сейчас».

Она напомнила себе, что всё, что ни делается, – к лучшему.

Тем не менее, грусть не проходила.

Тут раздалась трель дверного звонка, и Джилли бросилась открывать.

Вошли мужчина и женщина лет под пятьдесят, сияющие улыбками. Женщина сразу бросилась к Лиаму, а мужчина подошёл к Райли.

– Вы, должно быть, мисс Пейдж? – осведомился он.

– Называйте меня Райли, – сказала Райли, её голос слегка дрогнул.

– Меня зовут Скотт Швепп, я дядя Лиама, – представился он. Он повернулся к жене, которая как раз стиснула Лиама в объятьях. – А это моя жена Мелинда.