Тайные сомнения - Карен Робардс

Лиза изумленно взглянула поверх высоких колес небольшой рессорной тележки и недовольно наморщила изящный веснушчатый носик.

– Не понимаю, о чем думал па, назначая нам встречу в этом ужасном месте?

Коляску тянула пони, которую погоняла сестра Лизы Сара. Вдоль утрамбованной грунтовой дороги на дощатом настиле тротуара неторопливо прохаживались неряшливо одетые мужчины и грубо размалеванные женщины. Улица, застроенная деревянными зданиями, в которых располагались магазинчики, склады, салуны и заведения сомнительной репутации, привела бы в замешательство юную леди более отважную, чем Лиза.

– Полагаю, он решил, что проще нам приехать в доки, чем ему гнать фургон с осужденными через весь город. Ты же знаешь, что мы отправились в поездку не ради твоего удовольствия. Папа и мистер Персиваль находятся здесь по очень важному делу. Ты сама настаивала на том, чтобы присоединиться к ним. Помнишь? – обычно спокойная Сара Маркхэм была раздражена, говорила ядовитым голосом, неприязненно поглядывая на юную сводную сестру.

Лиза безвольно откинулась на округлую спинку, обитую войлоком и тяжело вздохнула.

«Малышка слишком измучена жарой», – раскаяние подумала Сара, ей стало стыдно. Неужели она становится чересчур сварливой? Но ведь ей тоже тяжело, ничуть не легче, чем Лизе. Горячее солнце жестоко ко всем жителям Мельбурна и окрестностей. В этот жаркий январский день 1838 года в Австралии страдают все.

Вот уже несколько недель солнце палит немилосердно, стоит засуха. И нет никакой надежды на передышку, даже крошечной. Ссоры вспыхивают с той же скоростью, с какой выгорает растительность на полях и пастбищах вокруг города.

– Нужны же мне новые туфельки!

– Но ты так и не купила никаких!

– Разве я виновата, что нет нужного мне цвета?

Сара вздохнула сокрушенно и мысленно сосчитала до десяти. Лиза молчала угрюмо и недовольно. Руки Сары невольно сжались, слегка натянув вожжи. Пегая кобыла, тянувшая двуколку медленной рысью, удивленно вскинула голову и покосилась на седоков.

– Извини, Клеа, – смущенно пробормотала Сара. Лиза яростно посмотрела на нее. Сара хорошо знала, что ее привычка разговаривать с животными раздражает сестру. Лиза, как и ее мать Лидия, называют животных глупыми тварями. Правда, все что делала Сара, начиная с управления поместьем, а также ведение конторских книг овцеводческой фермы и, конечно же, вынужденный, но необходимый присмотр за Лизой, все раздражало либо ту, либо другую. Эта парочка тоже действовала ей на нервы. Лидия гораздо больше, чем Лиза. Младшая сестра была моложе Сары на шесть лет, наверное, ей можно было бы и простить дурное поведение и капризы только потому, что она слишком юная и неопытная.

Но за те шесть лет, что ее отец был женат на матери Лизы, Сара научилась не обращать внимания на попытки Лизы и Лидии ежедневно злить ее, научилась сдерживать вспышки гнева. Должно быть, она бы и не очень сердилась на Лизу за то, что той захотелось сопровождать отца и его помощника в город, хотя в этом случае, она должна была сопровождать сестру в качестве компаньонки. Но обычно поездка в город не превращалась в многочасовое перемещение из магазина в магазин, а также от портнихи к портнихе и от башмачника к башмачнику. Да еще в такую жару. И все только ради пары нежно-розовых бальных туфелек из атласа, которых, как была твердо убеждена Сара, нет в городе. Но, разумеется, Лиза отказалась прислушаться к Саре. Сцепив зубы, старшая сестра, в который раз поклялась больше ничего не советовать.

Лиза была чересчур своенравной. Сара считала, что для ее поведения больше подходит слово – испорченность. За долгие шесть лет Сара твердо усвоила одно – она никогда не услышит даже намека благодарности за совет или предостережение. Ждать от Лизы извинения – просто безумие.

Лиза понимала, что плита горячая только в том случае, если обжигала собственную руку. Та же история и с бальными туфельками. Лиза смирилась с их отсутствием только тогда, когда получила отрицательный ответ в последней лавчонке. Но к тому времени, а это случилось менее получаса назад, Сара изнывала от жары, жажды и усталости. К тому же она вся вспотела и почти не владела собой.

– Что ж, мне наверное, придется танцевать в черных, – наконец согласилась Лиза.

– Я тоже так думаю, – сарказм, сквозящий в голосе Сары, не произвел на Лизу никакого впечатления.

Совершенно ясно, что Лизе придется надевать черные туфельки, которые она терпеть не могла. Их купили менее трех месяцев назад. Сара почти уверена, что Лиза ни разу не надевала их. В общем-то, дело было даже не в этом. Просто Лизе хотелось, чтобы вокруг предстоящего бала в честь ее семнадцатилетия побольше суетились. Как ни как, а это ее первое официальное появление в обществе владельцев крупных овцеводческих ферм. Несколько месяцев подряд она обдумывала каждую деталь своего нарядного туалета. Она планировала приобретение пары бальных туфель в тон нежно-розовому атласному платью, которое шила сейчас для нее лучшая портниха Мельбурна. Сара невольно вспомнила о стоимости этого платья и еле сдержала тяжкий вздох. Возможно, Лиза с укоренившейся в ней любовью к роскоши вскоре по расходам догонит свою мать. Обычно, Ловелла приносила приличный доход от разведения овец. Но нынче стоит страшная засуха, прибыли резко сократились, а аппетиты женщины не убавились. Без воды овцы мрут как мухи. Они же являются основной статьей доходов фермы.

– Вон мистер Персиваль, – заметила Лиза с явным облегчением, как только двуколка свернула на узкую улочку, ведущую к пристани. Девушка показывала пальцем совсем не как леди. Сара должна была одернуть ее, но в последний момент передумала. У нее не осталось сил и желания вступать в перебранку, которая последует.

Она просто посмотрела туда, куда указывала сестра. На фоне стоявшего у пристани корабля с высокими мачтами, виднелся силуэт коренастого мужчины в широкополой шляпе, сдвинутой на затылок. Мистеру Персивалю было больше сорока лет.

Жизнь на пристани Мельбурна, как всегда, очень активна. Привезенные товары сгружались, осужденные двигались с корабля на причал бесконечной чередой, а их места в трюмах занимала шерсть – основной экспорт Австралии. Резкий запах немытой шерсти, сложенной в тюках под лучами жаркого солнца, был почти невыносим. К нему примешивался запах гниющей рыбы, смолы и морской воды. Саре показалось, что ее ударили под ложечку, она глотнула, сдерживая внезапный приступ тошноты. И решительно переключила внимание на другие виды и звуки. На ветру развевались белые паруса, когда их поднимали или опускали. Серые трапы тяжко стонали, когда по ним скатывались стянутые медными полосами бочки с ромом и черной патокой. У раздетых по пояс мужчин блестели от пота спины. Рабочие ругались и ворчали, перегружая с кораблей и на корабли множество товаров. Хрипло кричали краснокрылые попугаи, яркие какаду взмывали в лазурное небо, а потом резко устремлялись вниз, чтобы утащить что-нибудь с пристани. Обстановка казалась сырой, непродуманной сценой. Однако все-таки возбуждала, напоминая о далеких берегах и долгих утомительных путешествиях.