Злодейка и палач - Екатерина Панова

Екатерина Панова

Злодейка и палач

Глава 1

Она проснулась мгновенно, как кукла с резко включённым заводом. Ей снился кошмар, в котором она умерла. Что-то страшное, не имеющее ни имени, ни формы, обняло ее щупальцами и смяло, как конфетный фантик.

Просто сон. Бывает.

Несколько секунд она тупо смотрела вверх, чувствуя себя разбитым кувшином, терпеливо собранным вновь, после обвела взглядом доступное обзору пространство, силясь узнать. Но… Над головой сплелись в покатое полотно ветки неизвестного ей растения. Лоза? Рогоз?

Вообще-то она была неплоха в биологии, но раздел ботаники ее всегда нервировал. Все эти голосеменные…

Сердце ещё глухо колотилось, вырабатывая адреналин, сокращались мышцы, кипела кровь, но она лежала в тёплой кровати, и никто не собирался ее убивать. Она осторожно двинула рукой. Под пальцами лежали неровные, но гладкие древесные косы, тело утопало в мягкой кудрявой траве — такой тёплой. Она мыслит, а следовательно… Следовательно это был просто кошмар, успокоила она себя, я жива. Я вижу. Чувствую.

В окно смотрело желтое солнце и длинные лучи добирались до самого лица. В теле гнездилась сладковатая остаточная боль. Воспоминание о собственном — собственном? — изломанном теле, таяло на дне памяти и осознавалось незначительным. Она встала, качнулась на непослушных ногах, как детская неваляшка, и ощутила неровные, но приятные плетения пола.

Ах, ее ножки снова ходят. Какое счас…

И снова задохнулась от накатившего ужаса. Темное ничто, ломающее позвоночник, белые, словно покрытые инеем, ветки дерева, выкручивающие руки. Она ещё помнила страшный сон, в котором ей перебило позвоночник, после такого не встают. Но она стояла, она могла ходить.

Бывают ли сны настолько реалистичны?

Обежала взглядом незнакомую и откровенно странную комнату, но та оказалась пуста. Ни кресел, ни столиков, ни полочек, ни шкафа. Ни единой мелочи, присущей человеческому быту. Только в центре стояло вросшее в пол низкое ложе, покрытое нежной фиолетовой травой. Она провела рукой по ее тёплой глади. После оглянулась в поисках зеркала. Даже усмехнулась мысленно, мол, вот она — женская натура, едва не умерла, а туда же. Зеркало ей подавай.

Но зеркала тоже не было.

— Где я? — спросила она и тут же испугалась собственного голоса.

Слишком громкого для этой тишины.

Обняла себя непослушными от испуга руками. После провела по гладкой коже, ухоженной и белой, лишенной хоть сколько-нибудь видимого изъяна. Скользнула ладонями по груди и животу, коснулась пальцами лица, угадывая лепку скул и надбровные дуги. После вытянула руки, рассматривая кольцо странной вязи на запястье, словно нанесённое фломастером на водяной основе.

Закрыла глаза, пережидая мимолётный накативший ужас.

Это было не ее тело. В память, полную темноты, словно вставили цветное, размытое фото ее далекой самоидентификации — армия веснушек, расселившихся от лба и до щиколоток, десятка два родинок и неистребимый загар. И она никогда не делала «тату».

Но едва она попыталась вспомнить больше, память выключилась, словно в голове повернулся невидимый глазу тумблер.

Где она? Да наплевать!

Кто она!

— Кто я? — спросила она, загнанно уставившись в полутемную комнату. — Что я такое?

Комната, разумеется, молчала, только в прорубленное тесное окно ломилось неяркое холодное солнце. Вязанные стены шли сплошняком, лишенные проемов и дверей.

Она забралась обратно в сиреневую траву, которая тут же спеленала ее, как ребёнка. Сколько она не напрягала память, та была по-прежнему пуста. Воспоминания рассыпались от малейшего касания, но страх не приходил. Психика блокировала любое чувство, за гранью сиюминутного. Она боялась клещей, но не боялась будущего. Боялась холода, но не страшилась умереть от него. Реакция на стресс, мелькнула мысль где-то в отключённом отсеке префронтальной зоны мозга.

Откуда, господи, она знает о префронтальной зоне? Она же имени своего не помнит!

Плетёная стена раскрылась, словно на гигантском свитере расползся продольный шов, и она автоматически сжалась, глядя вошедшего мужчину.

Она подняла взгляд на вошедшего мужчину. Нагота, пусть и скрытая травой, делала ее уязвимой. Мужчина, перекрывая солнце, прошёлся о комнате, как хозяин, оглядывая и конспектируя изменения, а после остановился у самого ложа.

— Ясмин, время лечебной паузы истекло, и ты должна встать. Мы очень зависимы от временного периода и нужно принять решение, двигаться дальше или вернуться. Тебе нужно принять решение.

Слово «тебе» он невольно выделил.

Имя «Ясмин» абсолютно ни о чем ей не говорило. Ум не проводил аналоговых параллелей. Но учитывая, что это тело явно принадлежало не ей, то и имя, конечно, тоже было не ее. Она автоматически закопалась в траву поглубже, но страха по-прежнему не было. Был покой. Ум методично анализировал и примерял версии. Она умерла? Если да, то почему жива, почему в чужом теле? Кто этот мужчина, что это за место, где она, кто она. Кто она?

— Ну же, Ясмин, поторопись. Я знаю, что ты здорова.

Голос был приятным. Бархатным наощупь. Она катала в уме округлые модуляции, расщепляя на звуковые атомы, оценивая тональность и невольные терции — ее учили этому. Ее учили многому. Она даже улыбнулась. Голос звучал очень хорошо — мягко и осторожно, но, конечно, с полным равнодушием к ее судьбе и здоровью.

Она подумала так и тут же испугалась. Эта мысль принадлежала не ей. У неё не было слуха. В школе на уроках музыки ее пихали в последний ряд и слезно просили открывать рот как можно реже.

Она неловко поднялась с постели и тут же осела обратно, все ещё одетая странной травой, будто в живое одеяло. А потом сместилась немного вбок, чтобы видеть лицо этого странного человека с мягким голосом.

А что делать? Ей была нужна информация. Любая. Нужно выяснить, как можно больше, а там, может, и память вернётся. Память работает аналогиями, так что это вполне возможно. Не тушуемых, заговори с ним, подбодрила она себя, будь дружелюбной.

— Привет, — сказала она прежде, чем подумала.

Подняла лицо и окунулась в темные ночные глаза, мягко зеркалящие вечернее солнце. Словно упала с разбегу в тёмную воду. Чёрные волосы, свитые в косу, глянцевой змеей лежали через плечо, провисая под собственной тяжестью. Хищный тонкий нос, по-азиатски высокие скулы, кожа белая, как молоко. Тонкокостный, но ощущаемый подавленной мощью, он был самым странным мужчиной, которого она когда-либо видела. И самым красивым.

На этой мысли ей захотелось засмеяться, и она засмеялась. Сейчас он был единственным человеком, которого она вообще когда-либо видела.

— При… — незнакомец взглянул на неё с недоумением, — вет.

Он ощутимо занервничал, словно