Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия - Michael Cardo

@importknig

Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".

Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.

Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.

Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig

Майкл Кардо

«

Гарри Оппенгеймер:

бриллианты, золото и династия

»

Оглавление

Майкл Кардо «Гарри Оппенгеймер: бриллианты, золото и династия»

ВВЕДЕНИЕ. Размышления о наследии и династии

1908-1931 гг. и ранее

Семейные корни (ДО 1908 Г.)

Манифест Судьбы 1908-1927

Оксфорд: Дом 1927-1931

1931-1957

Бриллианты и пламя 1931-1939

Пустынная крыса 1939-1942

Золотой удар 1942-1949

1957-1989

Мантия председателя 1957-1964

Прогрессивный 1959-1973

Уголки королевства: De Beers, Charter и Minorco

Реформатор 1974-1989

1990-2000

Переговоры с радужной нацией 1990-1996

Окончательная расплата 1996-2000

ВВЕДЕНИЕ. Размышления о наследии и династии

Когда я начал работу над этой книгой, Гарри Оппенгеймер уже исчез из общественного сознания. Его не было в живых 17 лет, а в Южной Африке, стране, часто озабоченной прошлым, коллективная память исчезает удивительно легко. Однако вскоре имя стало возрождаться. В 2017 году лондонская фирма по связям с общественностью Bell Pottinger (уже давно ставшая агентством, которое выбирают клиенты с неоднозначным прошлым) была разоблачена как организатор кампании, призванной разжечь расовую напряженность в стране, пережившей апартеид. Проводимая в основном через социальные сети, она была построена вокруг "белого монопольного капитала" - термина, который вызывал в воображении призрак богатейших корпоративных династий Южной Африки: Оппенгеймеров и Рупертов. Злобное чудовище, порожденное веками расового капитализма, подпитываемое эксплуатацией черного труда, белый монопольный капитал имел в качестве своих архетипов магнатов ушедшей эпохи: Гарри Оппенгеймер, бывший коронованный глава золотой и алмазной империи, и Антон Руперт, основатель Rembrandt Group. Она жила и дышала их семейным наследием. Хотя Иоганн Руперт (наследник Антона Руперта) стоял на линии огня более непосредственно, чем Ники Оппенгеймер (сын Гарри Оппенгеймера), пушки расовой инвективы были направлены на них обоих. Пропагандистское наступление Bell Pottinger служило целям своих кукловодов: оно стремилось отвлечь внимание от проекта систематического грабежа, организованного африканским президентом-националистом Джейкобом Зумой и его соратниками по бизнесу. В свое время их разрушительное шествие по государственным институтам страны будет обозначено термином "захват государства". Но что меня поразило в ходе разворачивания этой гнусной саги, так это ее созвучие с политикой прошлого, когда националисты другого толка направили свой гнев на семью Оппенгеймеров.

Во время разоблачения компании Bell Pottinger, до ее стремительного падения в немилость, я читал хансарды того периода, когда Гарри Оппенгеймер был членом парламента от Кимберли. Он представлял Объединенную партию (ОП). Оппенгеймер пришел в политику в 1948 году, как раз когда африканерский национализм сметал сравнительно инклюзивный (хотя и безусловно белый) гражданский патриотизм, ассоциировавшийся с героем его детства Яном Смэтсом. Как и Смэтс, возглавлявший ЮП, Оппенгеймер был проникнут чувством верности Британскому содружеству. Однако на эпохальных выборах 1948 года Смэтс потерпел поражение, и УП вместе со своими империалистическими идеалами была низведена на скамьи оппозиции в парламенте. Именно там Оппенгеймер и находился с 1948 по 1957 год. При сменявших друг друга премьерах Д. Ф. Малане и Я. Г. Страйдоме (и доктринерском министре по делам коренного населения Х. Ф. Вервурде) Национальная партия приступила к реализации своего тоталитарного видения апартеида. Связь с Содружеством была ослаблена, а позже и вовсе прервана. Будучи наследником корпоративного королевства своего отца сэра Эрнеста Оппенгеймера, Гарри Оппенгеймер мог обладать экономической властью, но политически он был бессилен. Тем не менее для Национальной партии он представлял собой экзистенциальную угрозу для африканерства: он воплощал в себе все то, чего боялись и ненавидели ее лидеры. Правительственные лидеры нагнетали страх перед ролью и влиянием влиятельных англоязычных капиталистов. Для них Оппенгеймер олицетворял die geldmag (власть денег), зловещую конгломерацию крупного капитала, которая способна развратить народ и подорвать традиционные африканерские ценности - солидарность, благочестие и честность.¹ В пылу политической борьбы некоторые министры кабинета министров угрожали национализировать шахты Оппенгеймеров. В начале 1950-х годов Гарри Оппенгеймера стали изображать в африканерской националистической прессе как "Хоггенгеймера", как и его отца двумя десятилетиями ранее.² Эта антисемитская карикатура символизировала британско-еврейский империализм и хищнический финансовый капитал горнодобывающей промышленности. Оппенгеймеры перешли в англиканство, но травля евреев эхом прокатилась по Палате собрания. В этот момент фигура "Хоггенхаймера" - как и людоед белого монопольного капитала - выполняла центральную функцию националистической демонологии: она сплачивала африканерскую нацию против общего врага.

Я подумал об этой параллели, потому что она, как мне показалось, затрагивает вопросы репутации, наследия и памяти, а также исторического контекста, в котором оценивается жизнь общественных деятелей. Создавая эту биографию, я учитываю два фактора, которые препятствуют беспристрастному рассмотрению Оппенгеймера в стране его рождения. Самое главное, он был либеральным индивидуалистом (разумеется, консервативного толка) в стране, где дуга истории изгибается в сторону группового мышления и национализма. В Южной Африке существует множество националистических мифов. Представители новой правящей элиты, как и их предшественники, стремятся изучить летопись наших предков, освятить или очернить, прославить или очернить. Отчасти именно так и поступают националистические правители: они используют мифологию и символику, чтобы представить славную версию своего переосмысленного прошлого. Их герои обожествляются, а идеологические противники демонизируются, и триумфализм заменяет поиск истины - как бы ни была чревата эта концепция - в качестве цели исторических усилий. Человек с таким сложным наследием, как Оппенгеймер, либерал в стране, где доминируют националисты, слишком бездумно сводится к фантасмагории "Хоггенхаймера" и белого монопольного капитала.

У этого потенциально полярного восприятия есть и другая сторона - растущая ортодоксальность "презентизма", когда исторических героев поспешно оценивают по тому, соответствуют ли они современным нравам и ценностям. В некоторых отношениях Оппенгеймер был человеком, опередившим свое время, в других - неизбежным продуктом своей эпохи. Он смотрел на "ветер перемен", дувший в Африке в 1960-е годы, не как на бедствие, а как на явление, которое не может быть безусловно благоприятным. Оппенгеймер оплакивал "угасание" Содружества или, по крайней мере, того, что он считал его первоначальными идеалами. Так называлась его лекция памяти Смэтса в Кембриджском университете в 1967 году.³ Оппенгеймер не был звездным поклонником Сесила Джона Родса, основателя (в 1888 году) De Beers Consolidated Mines, но