Все сначала - Пенни Джордан

– Вин, что случилось?

Винтер виновато оторвала взгляд от чашки с кофе, которую она бережно потирала кончиками пальцев, словно поняв, что чашка вовсе не нуждается в ее участии.

Она знала Хедер вот уже десять лет, впервые они встретились у песочницы, куда обе привели что-то лепечущих трехгодовалых сыновей. И вот додружились до юбилея – Хедер как раз предлагала отметить десятую годовщину со дня их первой встречи.

– Мы сходим в какое-нибудь особенное местечко, – говорила Хедер. – Но только не в отель, где ты работаешь.

Винтер заведовала отделом приема в отеле и по неприязненным ноткам в голосе подруги поняла, что та имеет в виду ее отношения с Томом Лонгтоном, управляющим отелем.

Это подтвердилось, когда Хедер как бы безразлично спросила:

– Ты не из-за Тома так расстроена? Я думала, у вас все в…

– Том здесь ни при чем, – поспешно заверила Винтер.

Собственно говоря, нет никакой причины скрывать от Хедер, что произошло, подумалось ей. Ведь Чарли все равно не удержится, чтобы не рассказать Дэнни, сыну Хедер, о радостной новости. Радостной для Чарли. Для нее – совсем наоборот. Полученное известие чрезвычайно ее встревожило.

– Джеймс возвращается, – угрюмо проговорила она и, встретив изумленный взгляд Хедер, пояснила: – Отец Чарли.

На лице Хедер застыла растерянность, Винтер подавила горькую усмешку. Растерянность Хедер – ничто по сравнению с тем шоком, который испытала она, когда четыре дня назад Чарли выдал эту новость за завтраком. Он еле цедил слова, что называется, сквозь зубы, тем нескрываемо вызывающим тоном, каким он старался говорить с ней последние дни.

Нельзя сказать, чтобы она не ожидала перемен в характере Чарли. Мальчику сейчас тринадцать, трудный переходный возраст, она относилась к этому с пониманием, но все равно болезненно переживала отчуждение сына.

Винтер не легко было воспитывать его одной после развода, но ей казалось, ребенок счастлив с ней; более того, она тешила себя иллюзией, что сумела ему заменить отца. Впрочем, такого отца, как Джеймс, заменить не трудно: он был абсолютно равнодушен к сыну.

– А я думала, Джеймс крепко осел в Австралии, – недоуменно заметила Хедер. – Чарлзу все в классе так завидовали, когда он ездил к нему на каникулы в позапрошлом году.

Винтер вздохнула.

– Да, но, кажется, он решил уехать оттуда. Я понять не могу, почему. – Она еле заметно пожала плечами. – Он всегда был себе на уме, потому и преуспевал. Его микрокомпьютерный бизнес в Австралии процветал. В финансовом отношении лучшего не попросишь. – Она вновь едва заметно пожала плечами. – По словам Чарли, он решил совсем уехать из Сиднея и обосноваться здесь.

– Насовсем?

Вин опять пожала плечами.

– Понятия не имею. Я не поддерживаю с ним никаких отношений. И очень этому рада.

– Зато Чарли поддерживает, – возразила Хедер. – Он, кажется, от папочки без ума, не так ли?

Вин стало не по себе от этого замечания. Хедер никогда не видела Джеймса, они познакомились уже после развода. Как раз тогда Вин по рекомендации врача стала посещать группу психологической помощи. Были опасения, что она замкнется на себе, изолируется от окружающих, сосредоточит свою любовь только на малыше.

– Кажется, да, – согласилась она и затем, не сдержав обиды, сердито добавила: – Хотя я в толк не возьму, почему. Ведь первые шесть лет после развода Джеймс полностью игнорировал существование Чарли.

Хедер сочувственно посмотрела на подругу: здорово, видать, ее огорошила нежданная весть. По давней дружбе Хедер до мельчайших подробностей знала причины, повлекшие за собой развод. Однажды Винтер разоткровенничалась и рассказала историю своей юной любви, увенчавшейся свадьбой и быстро наступившим разрывом.

Не прошедшая с годами обида на бывшего мужа была Хедер вполне понятна: узнать, что муж неверен тебе, когда на руках больной младенец, когда силы на исходе после бессонных ночей, и в довершение всех зол тебе всего только двадцать, а родители решительно противились столь раннему браку, – да, это тяжкое испытание.

Винтер не напрашивалась на жалость и ни от кого не ждала сочувствия. Наоборот, она всегда держалась независимо, даже замкнуто, тщательно скрывая от других свои невзгоды, словно скряга, не желающий расставаться с накопленными сокровищами.

Винтер не любила вылезать из своей скорлупы, после удара, нанесенного браком, сделавшись, пожалуй, чересчур осмотрительной.

Хорошо зная ее, Хедер не удивлялась, что подруга не спешила с новым замужеством, хотя Винтер была, без сомнения, привлекательной. Многие мужчины интересовались ею, но она не подавала и повода для сближения. Это продолжалось до тех пор, пока, после курсов при колледже, она не стала работать у Тома Лонгтона.

Хедер сперва была несколько удивлена выбором подруги, но роман оказался серьезным – они встречались уже почти год.

Дела Тома шли в гору. Поначалу, когда он купил ветхий дом в георгианском стиле на окраине города и объявил, что превратит его в первоклассный небольшой отель, при котором будет гольф-клуб, над ним просто смеялись, уверяя, что место совсем неподходящее для такого замысла, хотя нетрудно было предположить, что новый поворот загруженной транспортом скоростной дороги обеспечит потенциальными клиентами недалеко расположенный отель. Том не прогадал и теперь расширял владения, делая пристройку с дополнительными номерами и прикупая землю для строительства образцового гольф-клуба.

Своими деловыми планами Том, насколько было известно Хедер, чрезвычайно редко делился с Винтер, хотя и не прочь был на ней жениться. Из них получилась бы хорошая пара: Том слегка импульсивен и, возможно, несколько самоуверен, что вполне простительно человеку, пробивающему в жизни дорогу своими силами. Полная противоположность замкнутой и скромной Винтер, он неплохо дополнял ее – по контрасту.

С Чарли дело обстояло сложнее.

Хедер всегда недоумевала, догадывается ли Винтер о той нетерпимости, с какой Чарли относится к ее избраннику. Наверняка догадывается, хотя ни разу об этом не заикнулась, следовательно, трогать эту тему не стоит. Теперь, глядя на расстроенное лицо подруги, Хедер поняла, что отношения между Чарли и Томом обострились.

Хедер, родившая троих детей, нередко удивлялась необычайной привязанности Винтер к своему ребенку. Причина, вероятно, заключалась в том, что Чарли всегда рос болезненным мальчиком и, кроме матери, не имел никакой опоры в жизни. Вот и выходило, что Вин была душевно ближе к своему сыну, чем Хедер к трем своим чадам.

Такая самоотверженность таила в себе определенную опасность. Винтер однажды призналась, что опасается, как бы Чарли не вырос избалованным ее любовью, слишком уж ревностно она оберегает ребенка, и даже ограничивает его свободу. От этого он может сделаться слабовольным. Посему, когда Чарли пошел в школу, Вин несколько ослабила свою опеку, позволяя обзавестись приятелями.