Волчья тропа - Даха Тараторина

— Да ну что ж с тобой делать будешь, тварь ты хвостатая?!!

Вышеупомянутая хвостатая тварь, особо не смущаясь моими воплями, не тратя времени на обход неприятеля, пробежала прямиком по босой ступне и юркнула в одну из бесчисленных щелей в полу. Пущенная вслед неугомонному зверю тарелка разлетелась вдребезги, но негодующий писк возвестил, что негостеприимность он порицает. Мышиная война завершилась с потерями, но всё-таки в мою пользу. Сомнительное утешение, когда недруг размером с твой кулак.

Вот не люблю я этих вредителей. С малых лет, еще когда и не понимала, что появление умильных зверьков чревато голодом целой деревни, будь она победнее нашей. Позволить себе, подобрав юбку, юркнуть на печку и оттуда громогласно рыдать, как делала сестра Любава? Ну нет. Веселее устроить охоту, засаду и организовать настоящее противостояние. Беззащитную девицу я, как ни старалась, воспитать в себе не смогла. Родичи, быстро смекнув, что я, как мальчишка, не страдаю ни трусостью ни брезгливостью, с радостью поручали мне спасение Любы, от вредителей с хвостами, лапками, усиками, а бывало и просто наглыми нетрезвыми рожами, слишком рьяно жаждущих внимания деревенской красавицы. Вот и расти тут в холе и неге. Впрочем, с семьёй мне повезло. Быть своим парнем в компании мальчишек мне нравилось, а мать и сестра, взявшие на себя все женские обязанности, позволяли младшенькой дурёхе с утра до ночи бегать с друзьями по лесам: вовремя смекнули — в доме от меня больше убытков, чем помощи. Возможно, именно из-за этого попустительства я до сих пор не могу без ругани и ошпаренных пальцев затеять кашу.

Я осмотрела поле боя. Удивительно, как много неудобств может доставить один среднеупитанный мыш. Справедливости ради надо сказать, что осколки посуды и перевёрнутая мебель были всё-таки моей виной. Но вот мешок с мукой я точно не прогрызала. Будь это моих зубов дело, оно бы уж худо-бедно отпечаталось в памяти. Злополучный мешок я сдуру решила переволочь на другое место. Результатом тяжкого труда стала живописная белая загогулина с явными чёрными вкраплениями на полу. Стол, на который я налетела, ошеломлённая подлой диверсией, распластался на полу, лишённый четвёртой ножки. А поскольку там ещё и посуда стояла, пол усеялся равномерным слоем глиняных черепков. Раздирать бы когтями доски до тех пор, пока мелкая дрянь добровольно не сдастся в плен. Ей хорошо! Спряталась в норку и "ничего не знаю — живу в норке, посудой не пользуюсь". Никакой уборки. А мне так же можно?

После непродолжительной (благодарных зрителей не обнаружилось) истерики я взялась за создание подобия уютного семейного гнёздышка — расшвыряла черепки по углам и станцевала с метлой нечто, напоминающее обрядовый танец урожая. Большего, увы, врождённая лень не позволила.

А стол пускай муж чинит. На то он и муж. Может на меня чудище какое напало, и я вся такая напуганная и обессилившая даже поднять эту махину не могу. Я картинно рухнула на первое подвернувшееся седалищу возвышение.

Вот…!

Седалище предпочло примоститься аккурат на мешок с мукой.

Я оглядела изрядно побелевшую комнатку и махнула на уборку рукой. Какая уборка, когда меня муж любит?! А для семейного счастья чистота в доме вовсе даже и не главное. Главное… Как там в песне поётся? Котик мурлыка да муж работящий? Ну с котиком, положим, не сложилось — муж не выдержал сию метящую территорию животину. Зато с работящим повезло. Да и не у каждой бабы муженёк — …

ШКРУП-ШКРУП…

Помстилось?

ШКРУП-ШКРУП… — настойчиво повторил дверной косяк.

Я ломанулась открывать.

В дом ввалился здоровенный волк. Зверь прижал уши. Где-то внутри широкой груди и пушистой (рука увязнет!) шкуры зародилось, но пока не раздавалось вслух недовольное урчание. Волк не слизывал алеющие подтёки на морде и кровь вязкими длинными каплями стекала на пол. Я дёрнулась — волк предупреждающе рыкнул. Я медленно потянула руку к мохнатому боку — проверить, от чьей крови слиплась тёмными сосульками шерсть на боку животного: своя? чужая? Волк щёлкнул зубами в пяди от дрожащих пальцев и совершенно спокойным человеческим голосом проговорил:

— Не тронь, ещё запачкаешься. Принеси воду. И собирай вещи — он нас снова нашёл, — после чего с чувством выполненного долга закатил глаза и рухнул на пол.

Приличная женщина завизжала бы. Приличная женщина упала бы в обморок. Приличная женщина хоть метнулась бы за водой. Приличная женщина не вышла бы замуж за оборотня.

Я приличной женщиной не была.

Да, не у каждой бабы муженёк — волк.

Мне тогда было не больше тринадцати зим. И мы — я, стриженая, похожая на мальчишку, и двое мальчишек по рождению — очень любили яблоки. Точнее, даже не сами яблоки, а возможность хорошенько обтрясти сад соседки Глаши. Тётки, надо сказать, вредной и сварливой. Яблок тех испокон веку у неё было пруд пруди. А к саду и на сажень никого не подпускала. Жалко, что ли? А жадность наказуема. Посему она — жадность то бишь, а не мы — виновата в том, что урожая с деревьев соседка уже седьмое лето как собрать не могла. Стоит, правда, упомянуть, что добрая половина нашего улова ежегодно оказывалась в ближайшей сточной канаве. Ну не есть же было эту гадость?! Ох уж этот вкус победы с ядрёным кислющим послевкусием!

Солнце палило так нещадно, что даже самые ярые огородники предпочитали с осоловелыми лицами коротать полдень в тени, а ещё лучше в избе, потягивая ароматный, с весны поставленный квасок. Воздух одурело пах сухой травой и редкие мошки, казалось, увязали в нём, как в сладком киселе. Я выглянула в окно. Насколько хватало глаз, не было видно ни одного деревенского. Мальчишки либо не сумели вырваться из-под строгого родительского надзора, либо уже затаились где-нибудь у воды, планируя каверзы. Без меня. И это срочно необходимо исправить. Кособокие, как деловые старушки, домики то жались друг к другу, будто собираясь обсудить последние сплетни, то, напротив, стояли демонстративно поодаль, дескать, не дело слушать кудахчущих сплетниц. Но нависающие низко над землёю крыши, словно навострённые ушки, выдавали любопытство. В их тени деловито окапывались куры: распушали перья, прикрывали сонные глаза и наслаждались редкой в эту пору прохладой, идущей из вырытых крепкими лапами ямок. Хохлаток никто не гонял. Не потому, что грядки ответственных хозяек были окружены неприступным забором. Как раз наоборот: заборы почти везде были старыми, трухлявыми, в большинстве виднелось две-три дырки выкорчеванных неугомонными детьми досок. Не с одних огородов питались жители Выселок. Не жалко, если и склюют чего глупые птицы. Доски служили нам мечами. Иногда лошадьми. А когда доходило до серьёзной драки, и дубинами. Забор с такими прорехами с лёгкостью преодолевали не только куры, а иногда и козы. Но слабые, почти прозрачные ещё пару месяцев назад ростки уже окончательно окрепли и обещали сытую осень, так что раскопать густо разукрашенные зелёным грядки ушлому зверью не так-то просто. Да и не до того: очень уж жарко. Тут бы воды напиться, а лучше искупнуться, намочить пыльные перья или перепачканную шерсть.