Обнаженная натура - Лорел Гамильтон

Джонатону

Он как никто знаком с моим сволочным

характером и приступами хандры,

но любит меня несмотря на это.

Иногда — именно за это.

Потому что мы с ним понимаем друг друга.

Внезапно, быстро и легко

Порвалась связь,

И у могилы понял он,

Что значит «навсегда».[1]

С серийными убийцами я имела дело много раз, но никто еще никогда не присылал мне по почте человеческую голову. Это было ново.

Голова, проглядывающая сквозь пластиковый пакет, стояла у меня на столе, посередине, как сотни других пакетов, доставленных в «Аниматорз инкорпорейтед» (это наша анимационная контора с девизом: «Здесь живые зарабатывают на жизнь, поднимая мертвых»). Голову обложили льдом — профессионально, будто паковал ее какой-то почтовый служащий. Может, кстати, так оно и было: вампиры бывают более чем убедительны, а эту посылку отправлял вампир по имени Витторио. Он приложил письмо, где на конверте каллиграфическим почерком вывел мое имя: Анита Блейк. Явно хотел, чтобы я знала, кому обязана этим милым сюрпризом. Этот самый Витторио со своими вампирами растерзал в Сент-Луисе более десяти человек и отбыл в неизвестном направлении. Теперь, быть может, уже известном, потому что на посылке был обратный адрес — Лас-Вегас, Невада.

Либо Витторио по-прежнему там, либо еще раз бесследно исчез. Остался он в Лас-Вегасе — или отправил мне голову, а когда я извещу тамошнюю полицию, окажется, что его и след простыл?

Заранее не узнать.

Из приемной все еще доносилась истерика Мэри, нашей дневной секретарши. К счастью, клиентов сейчас в офисе не было. До моего первого клиента оставалось еще тридцать минут, и он сегодня вообще первый в «Аниматорз» — повезло. Так что Мэри спокойно может предаваться нервному срыву, пока наш бизнес-менеджер Берт пытается ее успокоить. Может, и мне надо было бы помочь, но я — маршал США, и дело для меня — прежде всего. А дело требовало позвонить в Вегас и сообщить, что у них в городе может находиться серийный убийца. Понедельник, блин, день счастливый.

Я села за стол, держа телефон в руке, но не стала набирать номер. Так и сидела, уставясь на портреты чужих родственников на моем столе. Когда-то наш с Мэнни Родригесом стол был пуст — только папки в ящиках, но потом Мэнни принес свою семейную фотографию. Такую, которая в каждой семье есть — где все слишком серьезные, и только один или двое хорошо улыбаются. Мэнни в костюме и галстуке выглядел неестественно и неловко. Предоставленный сам себе, он вечно галстук забывал, но его жена Розита, на пару дюймов выше и на несколько дюймов шире своего тощего супруга, потребовала, чтобы на семейном портрете он был одет как следует. В таких вещах он обычно ей уступал. Мэнни в строгом смысле слова не назовешь подкаблучником, но и авторитарным главой своего дома он тоже не был.

Две дочери, Мерседес и Консуэлла (Конни), девушки весьма взрослые, высокие и прямые, хрупкого, как отец, сложения, обладали такими хорошенькими личиками, что просто сияли в тени более тяжелого и пожилого лица Розиты. Глядя на них, я понимала, что мог он видеть в ней много лет назад, когда Розита — «розочка» — больше соответствовала своему имени. Их сын Томас был еще ребенком, в начальной школе учился. Третий класс или четвертый? Не помню.

Еще стояла пара фотографий в рамочках с подставкой. Одна была свадебная фотография Ларри Киркланда и его жены, детектива Тамми Рейнольдс. Они смотрели друг на друга как на чудо, сияли и были полны надежд. На второй были изображены они же с дочерью Анджеликой, быстро превратившейся в просто Ангела. У деточки были папины кудри рыжеватым ореолом вокруг головы. Он свои красно-рыжие волосы стриг так коротко, что кудрей не было видно, но темно-каштановые волосы Тамми чуть затемнили прическу девочки, придав ей цвет опавших листьев. Они были чуть темнее и чуть менее яркие, чем рыжеватые волосы Натэниела.

А не стоит ли мне принести портреты Мики, Натэниела и свой, чтобы поставить на стол? У других аниматоров нашей конторы тоже есть на столе портреты.

Но нужны ли мне фотографии? И если я принесу свой портрет в окружении двух мужчин, то портрет с другими возлюбленными тоже тогда надо будет? Если живешь в одном доме с четырьмя мужчинами (по самому скромному подсчету), а еще встречаешься с пятью-шестью, кого из них выбрать для семейного портрета?

Стоящий на столе пакет не вызывал никаких чувств. Не было ни страха, ни отвращения, а только большая легкая пустота, почти как тишина в голове, когда я спускаю курок, наведя на кого-нибудь ствол. Это я так хорошо рулю ситуацией или это шок отупения? На этот вопрос я могла ответить только неопределенным хмыканьем, так что, наверное, все же шок. Вот так вот.

Я встала и посмотрела на голову в пластиковой обертке, подумала про себя: «Не будет фотографий бойфрендов. На работе — не будет». У меня бывали клиенты, которые потом оказывались бандитами, нехорошими людьми. И не надо, чтобы они видели портреты тех, кого я люблю. Не надо им давать идеи, они и без подсказок могут устроить кучу мерзостей.

Нет, личные фотографии на работе — мысль неудачная.

Я набрала справочную, потому что никогда не звонила до сих пор в полицию Лас-Вегаса. Есть шанс либо завести новых друзей, либо разозлить новую кучу народу — у меня и так может получиться, и этак. Не то чтобы я это делала нарочно, но у меня как-то само собой выходит гладить против шерсти. Отчасти потому, что я женщина, играющая в мужские игры. Но в основном все же — мое непобедимое обаяние.

Я села так, чтобы не видеть содержимое коробки. В местную полицию я уже позвонила — пусть с коробкой разбираются судмедэксперты, поищут следы, чтобы поймать этого мерзавца. Чья же это голова, и почему именно мне такой подарок? Это он имеет на меня зуб за то, что перебила столько его вампиров, когда они устраивали резню в нашем городе, или тут что-то другое? Что-то такое, что мне никогда вообще на ум не приходило?

На серийных убийствах работает множество умелых составителей профилей, но все они, мне кажется, упускают из виду одну вещь: мыслить так, как эти убийцы, невозможно. Никто не может, ни один нормальный индивидуум. Можно попытаться. Можно заползти им в голову настолько, что никогда уже не отмоешься, кажется. Но все-таки — если ты сам не такой — понять, что ими движет, ты не сможешь. И еще: они создания очень эгоистичные, заботятся только о своих удовольствиях, о своих патологических наклонностях. Серийный убийца не станет тебе помогать ловить других серийных убийц, разве что это способствует его целям. Конечно, многие считают, что я тоже серийный убийца. У меня самый большой личный счет легально ликвидированных вампиров среди всех истребителей в США. В этом году я перевалила за сотню. И так ли важно, что эти убийства мне не доставляют радости? Что-нибудь меняет факт, что я не получаю от них сексуального удовлетворения? Существенно ли, что при первых ликвидациях меня наизнанку выворачивало? А от того факта, что у меня почти всегда был ордер на ликвидацию, станут совершенные мною убийства лучше? Не столь грубыми? Бывали серийные убийцы, применявшие только яд, действующий почти без боли — они куда менее грубо убивали, чем я. Последнее время я всерьез стала задумываться, что же отличает меня от личностей вроде Витторио. Стала задаваться вопросом: имело ли для моих жертв — легальных, вполне легальных! — какое-нибудь значение, какие мотивы мною движут?