Мужчина моей мечты - Татьяна Веденская

Традиционно принято считать, что женщина может быть либо замужем, либо нет. Третьего не дано. Замужние дамы носят обручальное кольцо, словно это какой-то орден Славы, а не простая безделушка из золота триста восемьдесят пятой пробы. Незамужнюю же мадам (вернее, мадемуазель, хотя к девушке «за тридцать» это слово уже не подходит) можно всегда узнать по идеальному макияжу, без которого она не выйдет даже к мусоропроводу. Мало ли кто там будет курить!

Первые относятся ко вторым с некоторым снисхождением, но в душе побаиваются какой-нибудь скрытой атаки на мужей. Мало ли что! Вторые презрительно пожимают плечами и говорят: «Да если бы я только захотела, то была бы замужем через пять минут! Я просто слишком разборчива!», хотя на самом деле их волнует только один вопрос: и что он в ней нашел?! Риторический вопрос, как вы понимаете. И, конечно, незамужние дамы в каждом симпатичном мужчине младше шестидесяти лет пытаются разглядеть Большую Любовь.

Мне намного проще жить на свете, поскольку я не принадлежу ни к одному из этих кланов. Я жрица чистой любви, которой ни к чему красить ресницы перед походом в булочную за хлебом. Мне ни к чему условности, поскольку я свободна как птица, хоть моя жизнь и наполнена самой чистой, самой прекрасной любовью на свете. Я — совершенное существо. Я уверенно стою на земле и спокойно отвечаю за себя пред лицом господа. Я — мать-одиночка. Да, у меня нет пресловутой стабильности, при которой я обязана подавать ужин в одно и то же время, но я и не одинока, поскольку прекрасный трехлетний мальчик уверен, что я — средоточие всего самого лучшего в мире, самая красивая, умная и добрая женщина на земле. Конечно, это мой сын Артем, Темка. Я абсолютно довольна жизнью, хотя всего четыре года назад, влюбленная и несчастная, пыталась заарканить одного сорокалетнего преподавателя истории. Он казался мне ответом на все мои молитвы. А вот его жена не была со мной согласна… Михаил Артурович оказался быстрее, выше и сильнее меня. Он остался со своей законной супругой, с кафедрой истории и со словами: «Извини, дорогая, но с чего ты взяла, что это именно мой ребенок?» И еще: «Если хочешь, я дам тебе денег на аборт»… И вот, беременная, порядком оскорбленная — но не одинокая (с лучшей подругой Ольгой Соловейка, заменившей мне психиатра, терапевта и отца ребенка), я была предоставлена своей судьбе.

— Я не могу без него жить! — уверяла я подругу в то время, как она лопала прописанную мне курагу и плевала на все мои стенания.

— Это без меня ты не можешь жить, потому что с детства я у тебя вместо Деда Мороза — решаю все проблемы. А без какого-то козла, который тем более влепил мне тройку по истории России, проживешь.

— Я его люблю! — настаивала я. — Я сделаю все, чтобы его завоевать! Он поймет, что лучше меня для него никого нет.

— Ну-ну, — усмехнулась Ольга, плеснув себе чаю. — Пляши, клоун, может, дадут конфетку.

— Зачем ты так? — всхлипнула я. — Это же трагедия.

— Я тебя уверяю, что уже через год ты посмотришь на это по-другому. — Ольга по очереди открыла все шкафчики на кухне, тщетно пытаясь что-то там найти.

— Чего ты там копаешься? — я приподняла бровь.

Ольга с задумчивым видом закрыла последний шкафчик и раздосадованно огляделась.

— Неужели в этом доме нет ни одной, самой завалященькой шоколадки? — спросила она.

— Ты настоящий Карлсон! — возмутилась я. — У подруги горе, а она ищет шоколад. Лучше иди и скажи мне, какой он подлец, однозначно!

— Это тебе к Жириновскому надо. Значит, нет шоколада? — Ольга с надеждой уставилась на дверь кладовки.

— Посмотри в зеркало! Тебе не шоколад надо есть, а зеленую спаржу, — подколола я подругу. Ольга была нешуточных размеров и занимала значительную часть моей шестиметровой кухни.

— Спаржу надо есть тебе, — злобно фыркнула подруга и с мученическим выражением на лице доела курагу.

Самое интересное, что Ольга оказалась права. Не насчет спаржи, конечно, а когда рассуждала о моем горе. Через год я действительно на все посмотрела иначе.

Артемчик носился и рожался на удивление легко. Он так сильно хотел появиться на свет, что готов был сидеть в моем животе тихо-тихо, не отвлекая меня от прямых обязанностей. Это я про мои наивные мечты «показать, как он ошибался» и «достучаться до его отцовского чувства». Михаил Артурович ходил по коридорам моего родного гуманитарного университета, глядя сквозь меня и игнорируя мои демонстративные комбинезоны для беременных.

— Еще ни одного мужика никто не удержал с помощью живота! — заверяла меня Ольга, жалостливо взирая на все мои «ходы конем». После чего сама влюбилась в Женьку Пронина, нашего светилу программирования с параллельного потока, и немедленно принялась рожать ему детей.

— Ну вот! Работает же! — восклицала я, тыча пальцем в Ольгин штамп в паспорте. — Всего одна дочь и понадобилась!

— Не тренди. Он меня любит и без Васюты, — важно заявила Соловейка, сверкнув новеньким обручальным кольцом.

А потом, чисто для гарантий, в качестве контрольного выстрела прибавила к дочке Василисе сына Шурика, после которого Женька стал волчком бегать по городу, зарабатывая деньги на все семейство. И конечно, эдакая семейная идиллия внесла бы невосполнимую брешь в нашу многолетнюю дружбу, если бы не тот факт, что мы неожиданно и почти одномоментно стали обладательницами трех практически одинаковых по возрасту и степени шума-гама детей. Когда я начинала орать на трехмесячного Темку, не выдерживая его исполинского четырехчасового воя «ни минуты покоя, знайте, враги, я пришел», Оля выползала из своей квартиры на верхнем этаже и, беременная Васютой, шла, чтобы укачать Тему, пока я металась по району в поисках глотка свежего воздуха. Вскоре ситуация изменилась.

— Я сойду с ума! — кричала она на одномесячную Васюту, которой было хорошо только в одном положении — на маминых руках в режиме раскачивания с радиусом сто восемьдесят градусов.

— Иди погуляй, — вздыхала я и оставалась один на один с двумя голосящими младенцами.

Васюта плевалась и требовала мать, Темка кусал меня за грудь четырьмя зубами и отказывался выпускать сосок из губ хотя бы на минуту. Это была настоящая проблема, но трудности, как известно, сплачивают. Мы жили как одна семья. Особенно в те моменты, когда Женька был на работе.

Однажды, когда девятимесячный Темка игнорировал Олины погремушечные заигрывания и пытался сорвать с меня лифчик, ловко орудуя маленькими ручками, подруга сказала:

— Весь в отца! — имея в виду, естественно, моего сияющего историка.

— Странно, я совсем о нем не вспоминаю с тех пор, как Темчик родился, — поразилась я.

И действительно, место в моем сердце, до этого плотно занятое моей первой (не по счету, но по значимости) Большой Любовью — Михаилом Артуровичем, освободилось под грузом Темочкиных децибел, а впоследствии и вовсе было окончательно и бесповоротно занято им же самим.