День гнева - Чингиз Абдуллаев

Гнев есть оружие бессилия.

С. Сегюр

— Слепнев, на выход! — крикнул дежурный, гремя ключами.

Приделанная к двери цепь позволяла открыть ее ровнонастолько, чтобы из камеры можно было выходить только по одному. Зэк кивнулсокамерникам и не торопясь вышел в коридор.

— Руки за спину, — приказал дежурный, — вперед!

Слепнев выполнил приказ и двинулся к выходу.

— Послушай, полковник, — раздался за спиной у него горячийшепот, — как только выйдем, я тебя передам постовому контролеру. Вместе с нимдойдешь до стены. Там будет веревка. Понял?

— Понял, — не оборачиваясь, ответил Слепнев. Он так давнождал этого дня!

— Иди, иди, — заторопил дежурный, заметив, что в концекоридора появился кто-то посторонний.

Когда подошли к выходу, дежурный открыл одну дверь, затемвторую, они спустились с лестницы и очутились в другом, более короткомкоридоре, где за решеткой их вот уже пятнадцать минут, нетерпеливо поглядываяна часы, дожидался постовой контролер. Он видел Слепнева впервые, но понимал,что именно этот человек резко изменил его жизнь. Контролер ни о чем не жалел.За такие бабки стоило не только распрощаться с работой и поменять местожительства, но и при необходимости с оружием в руках проложить путь к побегуэтого заключенного. Он только не понимал, какую такую ценность представляетсобой этот отставной полковник. Главное, это было контролеру на руку, и онкивнул дежурному, зная, что тот тоже получил довольно-таки солидный куш.

— Это он? — на всякий случай негромко спросил контролер, синтересом глянув на седовласого, чуть выше среднего роста заключенного.Сопровождавший узника дежурный кивнул, открывая дверь и пропуская заключенного.Потом, не оглядываясь, зашагал обратно. Его задача была доставить узника доэтого коридора. Поэтому ему заплатили не так щедро, как контролеру,сопровождавшему заключенного дальше. Но даже полученные двадцать тысяч долларовбыли для него целым состоянием, таких денег он не смог бы заработать и задесять лет честной службы в тюрьме.

Он знал, что через несколько часов будет объявлена тревога.Начнутся допросы, подозрения, обвинения. Но деньги он уже надежно спрятал, апобег этого опасного заключенного можно списать на постового контролера,исчезнувшего вместе с узником. И сейчас надзиратель думал больше о привалившихему деньгах, чем об узнике, все еще удивляясь, почему за него отвалили такиебабки. В отличие от контролера он хорошо знал заключенного, но здраво рассудил,что большие деньги просто так никто не платит.

В этой тюрьме сидели особо опасные преступники икриминальные авторитеты. Это была своего рода тюрьма в тюрьме. Девятый корпус,или сизо номер четыре, охранялся с особой строгостью. Тюрьма, известная внароде как «Матросская тишина», состояла из двух корпусов. В сизо номер одинотправляли всякую уголовную шушеру, в сизо номер четыре — не только самыхизвестных криминальных авторитетов страны, но и бывших сотрудников милиции ипрокуратуры, которых невозможно было сажать в общие камеры обычных изоляторов.Побег отсюда практически исключался. Достаточно сказать, что раньше этот корпуснаходился в ведении КГБ СССР. Но за последние десять лет уже случился одинпобег, тоже с помощью подкупленных охранников: сбежал известный киллер. Итак,тревога была объявлена только через два часа, когда заключенный и офицер былиуже далеко за пределами города. Несмотря на все усилия сотрудников ФСБ имилиции, поиски успехом не увенчались — заключенный и офицер исчезли бесследно.

Он услышал звонок и взглянул на часы. Черт возьми! Тольконачало седьмого. Что за идиот звонит в такую рань? Он покосился на аппарат. Тотпродолжал трезвонить. Какая наглость звонить ни свет ни заря. Обычно всенеприятности случаются по понедельникам, а сегодня вторник. Неужели опятьчто-то неожиданное? Но что могло произойти этой ночью? Другое дело в пятницу.Но до пятницы еще два дня. Жаль, что жена уехала на дачу к внукам. А то моглабы снять трубку. Она спала как раз с левой стороны, у самого аппарата.

Телефон не умолкал. Ну кому охота разговаривать в такоевремя? Но тот, кто звонит, этого не понимает. Так что придется ответить. И,подвинувшись ближе к аппарату, он снял трубку.

— Слушаю, — голос у него был недовольный и сонный.

— Артем, ты? — Сон как рукой сняло. Жена! Он понял: что-тостряслось.

— Что-нибудь случилось? — закричал он вне себя от волнения.

— У нас несчастье, — сообщила жена, не думая о том, чтоможет буквально убить подобным сообщением своего сорокасемилетнего супруга,страдающего сосудистыми заболеваниями. Впрочем, особой деликатностью онаникогда не отличалась. У него кольнуло сердце.

— Какое несчастье? О чем ты говоришь? Что случилось?Что-нибудь с Катей? — Он засыпал жену вопросами, не давая ей вставить и слово.

— С Димой, — сказала она наконец, — он поел у соседей грибы.Очевидно, домашнего приготовления. Я ему сто раз говорила, чтобы не ел ничего вгостях…

— Что с ним? — остановил он словесный поток жены.

— Ребенок отравился. Его рвет, кружится голова, боли вживоте. Необходимо срочно промыть желудок.

— А где Леонид? — Он имел в виду зятя. Тот был неплохимхудожником, но они с женой считали его непутевым. Не о такой партии мечталисупруги для своей единственной дочери, выскочившей в девятнадцать лет замуж.Теперь у нее уже было двое детей: пятилетний мальчик и трехлетняя девочка.Против внуков молодые дедушка и бабушка не очень-то возражали. Это дажепримирило их с вечно разболтанным Леонидом.

— Его, как всегда, нет, — произнесла жена убитым голосом, —заночевал в мастерской. Я сразу подумала, что нужно взять у соседей машину иотвезти Диму в больницу. А то, пока вызовем машину, пока она приедет в нашпоселок, пройдет несколько часов.

— Вы сейчас на даче?

— Конечно, нет. Я разбудила Евгения Константиновича, и онлюбезно согласился подвезти нас до больницы. На даче остались Катя с малышкой.Будь добр, пошли за ними машину, надо их забрать в город. Представляешь, вкаком сейчас состоянии Катя?

— Откуда ты говоришь? — Он все еще не мог ничего понять.

— Мы едем в больницу, — недовольно сообщила она, — я говорюпо мобильному. Ты, видно, еще не проснулся, слышал, что я сказала про Диму?

— Конечно, слышал, — пробормотал он, вскакивая с постели, —я сейчас позвоню Кате и пошлю за ней машину. А сам приеду к тебе. В какой выбольнице будете?