О чем молчат вороны - Эзекил Кваймуллина

Выглядел папа ужасно.

Его светлые волосы были жирными и тусклыми, а кожа как будто обвисла. От мускулистого, загорелого красавца, когда-то построившего мне двухэтажный домик на дереве, осталась лишь скорлупа.

Казалось бы, это я должна была измениться. Но, как говорил папа, я осталась такой же. Самой мне было никак не проверить – я больше не отражалась в зеркалах. С фотографий на меня смотрела улыбающаяся девушка с темными кудрями, пухлыми щеками, смуглой кожей, как у мамы, и синими глазами, как у папы. Наверное, так я выглядела и сейчас. Только улыбалась редко. Папа вообще почти не улыбался.

Взобравшись на крутой каменистый холм, он прижал руку к груди и перевел дыхание. Много таких холмов здесь возвышались над красноватой пустошью, усеянной деревьями. Деревья мне нравились. Старые, с белой корой, изогнутыми ветвями, тянущимися к небу, словно надеясь к нему прикоснуться. Небо тоже; здесь его было как будто больше, чем в городе. Здания его не загораживали: ни один из домов не доходил до горизонта. С вершины холма виднелся почти весь городок: горстка домишек у небольшой рощи и длинная река на севере. Его покрывала та же пыль, что и все вокруг. Она осела на нашу машину и папины мятые рубашку и штаны. Только меня не коснулась, разумеется. Мое платье оставалось все таким же чистым и ярко-желтым, как в тот день, когда тетя Вив повезла меня на вечеринку.

Папа шагнул ближе к краю и окинул взглядом город.

– Отсюда тебе дело не раскрыть, – сказала я.

Он обернулся. В его глазах блестели слезы. Иногда папе сложно было смотреть на меня без слез. Сегодня они не стекли по щекам, но я почувствовала их в его голосе.

– Мне тебя не хватает, Бет.

– Я рядом, пап.

Вот только мы оба знали, что это не так. По крайней мере, не в том смысле, в каком ему хотелось бы.

Все произошло так быстро. Я сидела вместе с тетей Вив в ее седане, и ничего не предвещало беды. Внезапно из-за угла выехала большая машина и понеслась прямо на нас по насыпи. Я посмотрела на нее, и… все. Больше я ничего не помнила. Не помнила, как умерла. И сейчас до сих пор чувствовала себя обычной, живой. Я видела город, слышала ветер, вдыхала аромат эвкалипта, ощущала вкус пыли на языке. Разве что ни к чему не могла притронуться.

Не так я представляла себе смерть – хотя, признаюсь, задумывалась об этом редко. Хотя тетя Вив и тетя Джун – сестры моей мамы – часто говорили, что я снова ее встречу. Она умерла, когда я была еще совсем маленькой. Тетя Джун верила, что мама «ушла на другую сторону». Ее хрипловатый голос эхом отдавался у меня в голове: «В мире много граней, как у хрусталиков, которыми тетя Вив украшает окна, и мы с твоей мамой сейчас на разных гранях». Так что я никогда не сомневалась, что встречу маму после того, как умру.

Мы не встретились. Однако что-то мне подсказывало, что мама ждет меня где-то впереди, там, куда мне только предстоит попасть. Я не сомневалась, что однажды ее увижу, но не знала точно, когда. Впрочем, это «когда» теперь несло мало смысла, поскольку я больше не считала ни минуты, ни часы. Дни начинались с восходом солнца и заканчивались с закатом. Если в течение этого отрезка я успевала как-то помочь отцу или сделать что-то еще полезное, время для меня двигалось, а если нет – пятилось. Как говорил деда Джим, «не жизнь течет по реке времени, Бетти, – время течет по реке жизни».

У меня больше не было сил смотреть на растерянное выражение, которое вновь появилось на папином лице. Я энергично махнула рукой на город.

– Ты не займешься расследованием?

Он еще какое-то время стоял молча, а затем отвернулся и вытер слезы. Переведя взгляд на дома внизу, хрипло ответил:

– Я им и занимаюсь. Хочу уловить дух этого места. – Он перевел дыхание и уже спокойнее добавил: – Мы с твоей мамой выросли в похожем городке. – Папа поджал губы, как будто ему в рот положили дольку лимона. – В таких местах у полицейских чересчур много власти.

Очевидно, он вспомнил о своем отце. Я никогда не встречала своего деда по папиной линии, но знала, что он около тридцати лет проработал полицейским, но человеком был неважным. Считал, что закон обязан одних защищать, а других наказывать. И «другими» в его глазах были коренные австралийцы. Дедушка и бабушка отреклись от моего папы, когда он начал встречаться с мамой, и меня, их внучку-полукровку, знать не желали.

– Думаешь, полицейские здесь такие же, как твой отец? – спросила я.

– Возможно. А может, и нет. Люди меняются. Города меняются. Медленно, но верно. – Папа вздохнул и покачал головой. – Боюсь только, расследовать здесь особо нечего.

Это мне не понравилось. Я хотела, чтобы папа увлекся делом. Он погряз в го́ре, как в грязном болоте. Я должна была вытащить его из этой трясины и заставить встать на ноги. Иначе он продолжит тонуть и с головой уйдет под воду.

– Кто-то же погиб при пожаре, – напомнила я.

Поэтому папа сюда и приехал. Детский дом поглотило жадное пламя и сожгло… кого-то. Тело так сильно обгорело, что опознать его было невозможно. Полицейские пытались выяснить личность жертвы по ДНК или зубам. По крайней мере, дети точно выжили. Они все спаслись, чему я была безмерно рада. Самому младшему было всего десять, как моей двоюродной сестре Софи.

– Нельзя бросать дело, не узнав, кто погиб!

– Кроме детей там жили только директор и воспитатель. Очевидно, это один из них. Скорее всего – воспитатель, он был высоким, как и сгоревший.

– Где тогда директор? – спросила я. – Других тел там не было. Значит, он жив. И как будто исчез. Очень таинственно.

– Может, местная полиция его уже нашла, пока мы сюда ехали. Не надо мудрить, Бет. Скорее всего, это просто несчастный случай.

– Ты же не знаешь наверняка! Непорядок с проводкой – это всего лишь… Как они выразились? Гипотеза.

Папа хмыкнул.

– Так или иначе, с этим могли бы справиться и без меня. По крайней мере, пока не выяснились какие-то странные детали. – Он сердито покачал головой. – Я здесь только из-за «Надзора».

Так называлась государственная программа, которую ввели после ряда зашедших в тупик расследований убийств.

Если возникали подозрения, что смерть была насильственной, на место отправляли опытного старшего следователя, чтобы он проверил, все ли выполняется как должно. Папа считал, что на эту программу тратится чересчур много денег и куда правильнее было бы пустить их на оборудование и обучение.

Только на самом деле его сюда отправили вовсе не поэтому. Папина начальница Рейчел думала, что ему надо дать какое-нибудь несложное расследование, пока он не оправится от горечи утраты. Я об этом знала, потому что пришла тогда к папе на работу и слышала, что говорят у него за спиной. Рейчел не сомневалась, что оказывает ему большую услугу. Она ошибалась. Папа нуждался в настоящей тайне. Запутанной. Чтобы она поглотила его.