Любовь как война - Ольга Володарская

Ольга Алексеевна Слепнева не любила смотреться в зеркало. Поэтому делала это всего два раза в день: утром и вечером, когда умывалась после пробуждения и перед сном. Сейчас было утро, и она стояла перед раковиной с зубной щеткой в руке.

– Мама, – послышалось из-за двери, – ты скоро?

– Да, – коротко ответила Ольга и принялась чистить зубы.

– Как скоро? – не отставал сын.

– Через минуту выйду!

– Значит, через шестьдесят секунд? Я засекаю… Раз, два, три, четыре…

Пока сын считал, Ольга успела сполоснуть рот и намылить лицо. А вот на то, чтобы смыть «Детское» (она пользовалась только им, игнорируя всевозможные новинки, активно рекламируемые по телевизору), времени не хватило. А все потому, что Саша вел счет в ускоренном темпе.

– Все! Минута вышла! – прокричал он, слив последние три цифры в одну: «пятьвосьдешесят».

– Дай мне еще одну, пожалуйста.

– Нет!

– Саша, мне так понравилось, как ты считаешь. Хочу послушать еще раз. Только сделай это помедленнее, хорошо?

Сын быстро согласился, хотя она ожидала от него капризов. Сегодня Саша был в дурном расположении духа. Поэтому и донимал мать. Он плохо спал из-за кошмаров и пробудился с головной болью, которую с трудом сняли две таблетки сильного анальгетика. Именно в такие дни с ним было особенно трудно…

В другие не так…

А легко – никогда.

Ольга умылась, вытерла лицо полотенцем. Ее длинные седоватые волосы растрепались. Она расчесала их и собрала в пучок на затылке. На то, чтобы сделать прическу, у нее уходило не больше десяти секунд.

– Шестьдесят! – услышала Ольга Алексеевна из-за двери и отодвинула щеколду.

Выйдя из ванной, она увидела Сашу. Он сидел на полу прямо напротив двери. Его худые ноги были вытянуты. Он, как обычно, был бос, несмотря на ледяной пол – отопление уже отключили, а на улице в столь ранний час было около ноля градусов. Ольга Алексеевна постоянно твердила сыну о том, что нужно обуваться в тапки или хотя бы носить носки, но он не любил ни того, ни другого. Дай ему волю, он бы и по улице босиком ходил.

– Надень тапки, – бросила Ольга, перешагнув через ноги сына, чтобы пройти на кухню.

– Не хочу, – привычно ответил он.

– Блины на завтрак получают только те, кто слушается маму.

– То есть, если я не обуюсь, ты…

– Не буду печь тебе блинов.

– Но это нечестно, ты мне вчера обещала…

– Саша, надень тапки, – строго проговорила Ольга.

Сын тяжело вздохнул, затем встал и потопал в прихожую.

А она вынула из холодильника блинное тесто и начала готовить завтрак.

…Ольгой Алексеевной она стала в двадцать два, когда пришла работать в школу по окончании пединститута. По имени-отчеству ее называли не только ученики, но и коллеги. У них в коллективе все обращались друг к другу официально даже в тех случаях, когда в учительской не было никого, кроме преподавателей: ни школьников, ни родителей, ни представителей роно, например. И только выходя за школьный порог, педагоги превращались в Свет, Лен, Ань. Все, кроме Ольги Алексеевны. Вне стен учебного заведения она не общалась ни с кем из своего коллектива. Если только по рабочим моментам. Во всевозможных междусобойчиках она участия не принимала. Ее, недавно устроившуюся на работу, позвали на пикник, но Ольга отказалась, и на этом все закончилось. Больше никаких предложений поучаствовать в совместных посиделках не поступало. Коллеги ее не то чтобы невзлюбили, просто держались от нее на расстоянии…

Или она от них?

Ольга всегда была нелюдимой. Дикаркой, как говорила ее мать. Или же, по мнению бабушки, вещью в себе. Оле не нравились оба сравнения. Она и не дикая, и не вещь. Просто… На своей волне. Это определение она придумала сама…

– Мама, смотри, я в тапках! – услышала Ольга Алексеевна голос сына и обернулась. Саша стоял в дверях кухни, гордо демонстрируя ей свои «чуни». Это название закрытой домашней обуви с опушкой по краю дал когда-то ее дед. Оля его подхватила, а за ней и сын.

– Молодец. Но если бы ты еще и штаны надел, было бы вообще здорово.

– А я не знаю, где они…

– Висят на спинке кресла, возле твоей кровати.

– Там не черные, в которых я обычно хожу, а голубые. Я их испачкаю. Лучше уж с голыми ногами поем, кожу отмыть легче. А на светлой ткани могут следы остаться. Так ведь?

Саша иной раз довольно здраво рассуждал. И Ольге Алексеевне казалось, что ее сын вполне нормален. Но это было не так…

– Тебе варенье или мед? – спросила она, отправляя очередной готовый блин на тарелку. Ее сын любил печево со сладостями.

– Джем яблочный, – ответил он и облизнулся.

– Ты его съел. – Видя, как Саша набычился, Ольга поспешно выпалила: – Но есть яблоко. И если его порезать и полить медом, будет как джем.

Сын просиял. Ольга Алексеевна открыла холодильник, достала из него грушовку и быстро ее измельчила. В вазочку, куда она нарезала яблоко, добавила ложку гречишного меда и поручила Саше все перемешать. Пока тот, высунув язык, делал это, она заваривала чай.

Сыну исполнилось сорок, а он был сущим ребенком. Причем не самым смышленым.

Ольга Алексеевна родила его в двадцать два от любимого мужа. Его звали Ларионом. Вот так, и никак иначе. На Ларика и Лари он не откликался.

Это был ее ученик. Оле двадцать два, ему шестнадцать с половиной. Она тогда подменяла преподавательницу географии. И когда вошла в класс, сразу обратила внимание на этого парня. У него в волосах седина была – снежно-белая прядь на длинной черной челке, именно она бросалась в глаза первой, а уж потом все остальное: необыкновенной синевы глаза, алый рот и крапины веснушек на тонкой переносице.

Ларион был очень красивым парнем. Но одноклассницам не нравился из-за скверного характера. Он был высокомерен, язвителен, а порой жесток. Если жалил словом, то так больно, что девочки плакали. А так как его фамилия была Слепнев, то и кличка к нему прилипла подходящая – Слепень. Когда он увидел молодую учительницу, вошедшую в класс, то нацелил свое жало на нее. Только выпущенный в Ольгу яд не принес ей никакого вреда. Она была не просто в броне, а в отражающих доспехах. На каждую колкость Слепня отвечала двумя. И все они были такими тонкими, что никто в классе, кроме Лариона, не понял, что над ним издеваются.

Они пикировались весь урок. Потом еще один, состоявшийся через день. Слепень с нетерпением ждал третьего, но географичка к тому времени выздоровела, и Ольга Алексеевна больше у них не преподавала. Спустя пару недель Ларион встретил ее после уроков и, отобрав тяжелый портфель с тетрадками, пошел провожать до дома. При этом вел себя как паинька. Почему, сам не понимал. Тогда он еще не знал, что влюбился…