Золотые земли. Сокол и Ворон - Ульяна Черкасова

Великий лес 526 г. от Золотого Рассвета

Великий лес молчал. Он требовал жертвы.

Кто-то уже пытался пересечь границу. На плите лежал зарезанный петух, жужжали мухи, застыла кровь на холодном камне. Лес не принял жертву, не пропустил путника дальше каменной домовины. Следы на примятой траве вели обратно, прочь от владений Нави.

У Чернавы не было с собой ничего, но кровь чародея всегда была слаще мёда для навьих духов.

В руке дрожал короткий нож – острый что игла.

Шумели кроны деревьев в вышине, и где-то над головой коротко пропела кукушка, вдруг замолкла, и вместе с ней весь лес замер в ожидании.

Наконец Чернава решилась, провела лезвием по смуглой коже, и горячая кровь потекла, зашептала голосом древних сил, запела, зашипела, коснувшись камня.

А лес всё молчал. Наблюдал, изучал. Он пробовал на вкус её кровь, познавал её душу, разум, её прошлое и будущее.

Чернава не замечала этого. Она выросла вдали от земель Нави. Она не понимала, о чём пел ветер в вышине, она не слышала, как звала вода в ручье, она не знала, как попросить духов о защите. Прежде она никого ни о чём не просила. Прежде она не признавала никакой другой силы, кроме своей.

Но пришли Охотники, уничтожили её дом, семью, друзей, и вот Чернава стоит у границы Великого леса, отдавая свою кровь, обещая свою верность и чужую жизнь, если потребуется. Больше у неё ничего не осталось.

В ожидании Великий лес молчал.

Словно сумрак в вечерний час к границе подбирались шорохи и шёпоты. Кто-то скрывался среди тёмных деревьев. Еле слышными были его шаги, и Чернава не сразу заметила, что за ней следят, а лишь тогда, когда ей это позволили.

Меж еловых ветвей мелькнуло девичье лицо и тут же исчезло, только зелёная лапа ели качнулась, подтверждая, что увиденное не показалось.

– Стой! – Чернава сорвалась с места, но не нашла никого за деревьями.

Раздался треск. Звуки разлетелись в разные стороны. Тишина разбилась, лес ожил и заголосил.

Незнакомка мелькала то слева среди сосен, то справа в зарослях кустарника, и Чернава бросалась каждый раз за ней в погоню и каждый раз никого не находила.

Дыхание сбилось, руки покрылись царапинами, нож выпал и потерялся безвозвратно в траве.

В хороводе заплясали сосны. Закружилась голова.

– Сюда, – позвал лес.

Чернава оглянулась, побежала на зов, споткнулась о корягу и упала. Она не успела подняться. Нечто навалилось сверху, вцепилось в плечи, вдавило в землю. И зарычало утробно. Дыхание его смердело гнилой плотью и прелой листвой.

В оцепенении, точно во сне, Чернава неожиданно ясно разглядела росу на траве, пожелтевшие еловые иголки и зелёный мягкий мох. Время замедлилось, утонуло в трясине. Страх сковал тело, помутился разум, а когда пальцы всё же начали вить заклятие, нечто надавило на спину, прильнуло к самому уху и громко выдохнуло. Ледяная дрожь пробежала по телу.

Чернава не смела пошевелиться и только слушала громкое дыхание и чувствовала, как острые когти больно впивались в плечи.

– Дитя-а-а, – прошипело существо по-змеиному. – Ж-живое дитя.

Где-то в вершинах елей загудел ветер, всполошив птиц, они заголосили испуганно, а ветер полетел дальше, разнося весть:

– Ди-и-итя-а-а… Ди-и-итя-а-а…

Духи Нави почуяли новую жизнь, что зародилась в Чернаве.

Она попробовала вырваться, но ещё сильнее впились в кожу когти.

– Не убеж-ж-жишь…

Чародейка вскрикнула, порыв ветра сорвался с пальцев, подкинул её. Чудище сорвалось со спины, отлетело в сторону. Чернава вскочила на ноги, обернулась и увидела перед собой девушку, бледную, как погребальный саван. Она была простоволоса и нага, прижималась грязным телом к земле и всем своим видом походила на дикого зверя, что готовился к прыжку.

Лесавка.

Зашевелились кусты, и на глаза Чернаве показалась вторая лесавка, одетая в порванную рубаху. Шла она, сгорбившись, припадала на руки, скалилась, обнажая острые зубы.

– Дитя, – вторила она остальным. – Ж-живое дитя.

Пальцы уже вили новое заклятие. Незаметно, осторожно Чернава попробовала коснуться разума лесавок, одурманить, подчинить их, но мёртвым девам оказались не страшны чары, которые убивали живых, и она отступила. Медленно, не зная даже, в какую сторону бежать, она начала пятиться назад, когда за спиной раздался шум.

Чернава обернулась, и мир вокруг побледнел. Она рухнула на землю как подкошенная. Видения менялись одно за другим, наслаивались, путались. Образы смешались. Стоял перед ней человек в звериных шкурах? Или медведь на задних лапах? Или вовсе высокое дерево колыхалось на ветру, и не было в помине человека? Чернава зажмурилась от боли, взгляд прожигал её. Горели ярко золотые глаза, пронзали насквозь, и голос гулкий, как ветер, и скрипучий, как стон старых деревьев, спросил:

– Чего ты хочешь, чародейка?

Чернава с трудом разлепила губы и произнесла едва слышно:

– Силы и убежища. Разреши мне спрятаться в твоём лесу, мне больше некуда идти.

– Чем ты заплатишь, чародейка?

Чернава промолчала, а лесавки закружили вокруг:

– Дитя, ж-живое дитя…

Руки сами потянулись к плоскому животу. Это была ещё не жизнь, только искра, но духи леса почуяли её, узнали. Сказания не лгали, всё до последнего слова оказалось правдой. И всё случилось так, как задумала Чернава.

– Я заплачу любую цену, но хочу получить кое-что взамен. Сделку, Хозяин, заключи со мной сделку, – проговорила она, и голос вдруг сорвался от отчаяния.

Лес недолго думал.

– Оставайся, – разрешил Хозяин. – Покуда не родится дитя, оставайся.

Ратиславия, Златоборск 543 г. от Золотого Рассвета, месяц червень

– Во-о-ор!

В кибитке завизжала старуха.

Милош чуть не выронил ларец, споткнулся и задел ногой охранную сеть чар, она вспыхнула ярко, коротко, и ногу пронзила молния.