Призрак мисс Миранды - Бетти Бити

Его слова настолько повторяли мои мысли, что я промолчала. Я сидела, глядя на свои сцепленные пальцы, и чувствовала, как солнце печет мне спину.

— И Холлиуэлл-Грейндж! — с силой сказал он. — Как только из его стен уйдут мир и покой, они уже никогда больше не вернутся в них! По саду будут ездить грузовики, уничтожая газоны! На ступеньки наложат пандусы! Продырявят стены! Разнесут двери, чтобы те стали пошире! И когда вы вернетесь, то не узнаете свой дом!

— Мы не будем выезжать из него, — возразила я.

— Вы не… что?

— Выезжать. Мы остаемся в Холлиуэлле. Мистер Пембертон пообещал матери, что отведет нам помещение. Две или три верхние комнаты, которые ему не нужны.

Теперь настала очередь Робби промолчать. Похоже, он несколько минут стоял, набрав в грудь воздуха, и наконец, взорвался справедливым возмущением.

— Значит, мистер Пембертон пообещал, так? — сказал Робби, говоря едва ли не тем языком, которым я разговаривала с Таней неделю назад. — До чего любезно с его стороны! Он позволит вам воспользоваться несколькими комнатами, которые ему не нужны. В вашем же собственном доме!

Вдруг мне захотелось заплакать. Унижение из-за того, что каждое слово Робби попадало в точку, в чем я не могла ему признаться, придало моему голосу холодные и насмешливые нотки.

— Как ты отметил, это, в самом деле наш дом, Робби. И мы имеем право поступать с ним так, как сочтем нужным.

Я встала — наверное, для того, чтобы мои слова произвели максимальное впечатление. Но рулевая рубка на «Морской нимфе» была настолько мала, и, кроме того, нас качнуло на приливной волне устья, так что мы оказались лицом к лицу.

Спокойно и не проявляя никакой особой нежности, Робби нагнулся и поцеловал меня в губы. Затем произнес ровным и холодным, как и у меня, голосом:

— Отнюдь, Розамунда. Это не только ваша проблема. Она касается и ваших соседей. И более того — всей деревни.

Коснувшись моего подбородка, он приподнял мне голову. Внимательно изучая эффект своих слов, он очень спокойно сказал:

— Брось, Розамунда! Я не могу поверить, что тебе все это нравится. Во всяком случае, не этот безрассудный замысел. Таня, может, и в восторге. Это по ее части. Но только не ты!

Не знаю, заметил ли он слезы, выступившие у меня на глазах. В любом случае, я упрямо возразила ему:

— А вот и нет. Я согласилась. И мы дали обещание… Мама подписала соглашение. Вот так!

Я видела, как Робби сжал губы и так отчужденно посмотрел на меня, словно увидел вандала. Нас окатило холодным молчанием. Обаяние дня, которым мы наслаждались еще час назад, рассеялось.

От разочарования у меня гулко колотилось сердце. Из головы не выходила одна грустная мысль: в первый раз мы по-настоящему встретились с Робби — и уже успели поссориться. Как и с Таней. И в обоих случаях причиной была история с киногруппой.

Все повторяется.

Я предполагаю, что, будь со мной кто-то другой, а не Робби, ссора могла бы затянуться на весь день. Но ничто не могло омрачить его доброго расположения духа. Я не подсчитывала, сколько времени тянулось отчужденное молчание. Знаю лишь, что для Робби оно длилось так долго, что он перестал обращать внимание на «Морскую нимфу».

Внезапно большая морская волна, не имевшая ничего общего с волнением в устье, рассыпалась брызгами у носа яхты. Штурвал дернулся в сторону, и на этот раз нас окатило настоящим холодным соленым душем.

Робби коротко выругался, но, верный себе, тут же разразился смехом.

— Господи! А я и не заметил, что мы прошли траверс волнолома! — Он перехватил штурвал и аккуратно переложил судно на другой курс, разрезая носом зеленоватые волны. Вдруг он протянул руку и привлек меня к себе.

На этот раз его поцелуй был мягок и нежен. Наши лица были покрыты соленой влагой, словно мы плакали. Этот поцелуй был, по крайней мере, для меня, свидетельством того, что мы помирились.

— Значит, так! — наконец сказал Робби. — Я прошу прощения. Все это не имеет ко мне отношения. Это ваши заботы. Или, точнее, вашей матери. Но я тоже люблю Холлиуэлл-Грейндж. Я… впрочем, не обращай внимания на мои слова. Давай просто забудем их. Миссис Джексон дала нам в дорогу что-то соблазнительное. Она знает твои слабости. Но первым делом я подойду к берегу, и мы поищем маленькую бухточку, где можно встать на якорь. — Он поцеловал меня в макушку и обеими руками стал вращать штурвал, с трудом разворачивая «Морскую нимфу». Двигатель надрывался, и нас основательно покидало из стороны в сторону, пока сквозь сумятицу волн мы не добрались к подножию мелового утеса.

Теперь Робби не отрывал взгляда от поверхности моря, словно забыв обо мне.

— Можешь возражать, сколько захочешь, — вдруг вернулся он к старой теме. — Но я-то знаю, что тебе не по душе этот замысел — так же как и мне. Скорее всего, даже больше. Но Розамунда верна себе. Ты слишком воспитана, чтобы противостоять семье.

Хотя Робби не смотрел на меня, похоже, догадался, что я уже открыла рот, дабы возразить. Он протестующе поднял руку:

— Нет! И не думай! Я не позволю тебе спорить! Сегодня последнее слово будет за мной. Вот так! Если ты издашь хоть один звук, я брошу штурвал и примусь целовать тебя. А ведь скалы совсем рядом!

Так что мне пришлось смириться. Как ни странно, меня это устроило, ибо я не сомневалась, что Робби осуществит свое намерение. Он снова замолчал и стоял, мурлыкая какую-то песенку, пока мимо нас проплывали белые уступы скал с одной стороны, а с другой — катились зеленоватые валы. Из расщелин утесов вылетали гнездящиеся там чайки и вились в синем небе. Воздух был недвижен, и лишь в дальней стороне горизонта клубились белые облака, напоминая растущую горную гряду.

Впереди, куда мы держали курс, скалы понизились и, похоже, отступили от уреза воды.

— Вон там, — ткнул Робби пальцем, — разрыв в скалах. За ними — укрытая бухточка. Там неглубоко, и можно встать на якорь.

Он сбросил обороты двигателя, и теперь тот тихонько урчал. Затем Робби показал мне бухту якорного каната, и я помогла вывесить якорь за борт. Когда Робби выключил двигатель, мы очутились в беззвучном мирке.

По обе стороны от нас вздымались белые уступы, похожие на спинку огромного кресла. Когда зеленоватые валы добирались до них, они уже теряли свою силу и с тихим шипением лениво лизали гальку солнечного пляжа; мы же тихонько покачивались верх и вниз, когда они прокатывались под нами. Несмотря на субботний день, в бухточке никого не было.

— С берега спуститься сюда практически невозможно, — объяснил Робби. — Кроме того, мало кто знает о ее существовании.

Мы обсудили идею, как бы высадиться на берег, но в итоге решили устроить пикник прямо на борту. Робби натянул над палубой тент в бело-красную полосочку, и, пока он распаковывал припасы миссис Джексон, я растянулась в тени.