На новой земле - Джумпа Лахири

— Да, — сказал отец. Он устало взглянул на нее, и Руму поразили его глаза — за стеклами очков они казались совсем маленькими и какими-то тусклыми. — Если честно, — проговорил отец, — я бы не прочь отдохнуть от всего этого туризма.

Рума смешалась, она-то была уверена, что именно за этим отец и приехал в Сиэтл. Он привез с собой видеокамеру, собирался снимать фильм о местных достопримечательностях, как в Италии или в Голландии, где он уже побывал. Зачем еще ему было путешествовать?

— Ну-у, не знаю, — протянула она. — Больше-то здесь особо и делать нечего.

— Меня не надо развлекать.

— Баба, я не это имею в виду, ты же понимаешь. Делай что хочешь, конечно, — поспешно добавила она и вдруг побледнела — ее захлестнул приступ тревоги. А вдруг отец, так же как мама, заболеет? А вдруг он уже болен, только не говорит ей об этом? Ей пришло в голову, что она совершенно не представляет, как он живет, может быть, ему приходится подниматься по крутой лестнице, чтобы попасть в эту свою квартирку? Может быть, он еще не познакомился с соседями и никому нет до него дела? Ей припомнилась статистика, которую она недавно вычитала в одной желтой газетенке, — о том, что люди, прожившие вместе долгое время, часто умирают в течение двух лет друг за другом с диагнозом «разбитое сердце». Но Рума знала, что ее родители никогда не любили друг друга так сильно, чтобы своей кончиной разбить супругу сердце.

— Баба, с тобой все в порядке?

Отец взглянул на нее с улыбкой — он в это время строил Акашу страшные гримасы, успевая отправлять ему в рот полные ложки хлопьев.

— Что ты имеешь в виду — в порядке?

— Ну, ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, нормально. Просто я надеялся, что здесь отдохну от отдыха, понимаешь? На самом деле осмотр достопримечательностей — еще та работа! Утомляет, если заниматься этим постоянно.

Рума согласно кивнула головой:

— Понимаю. — Действительно, она понимала его прекрасно. И где-то глубоко в душе знала, что ее отец не болен. Хотя ей неприятно было это осознавать, но выглядел он сейчас даже лучше, чем когда была жива мама, — счастливее, что ли? Как будто ее смерть освободила его от тяжелого гнета. А вот для Румы смерть матери стала настоящей трагедией — ей казалось, что с ней ушла какая-то очень важная частица ее жизни.

Отец вытащил из кармана довольно ветхого вида белый платок и вытер Акашу рот. У Румы опять кольнуло в сердце — так напомнил ей этот жест время, когда она сама была маленькой и отец приходил ей на помощь со своим платком: вытирал пролившееся ей на колени молоко, вытирал нос, завязывал разбитую коленку.

— Давай просто поживем в тишине несколько дней. Может, потом мне придет охота и на пароме прокатиться.

После завтрака надо было везти Акаша в бассейн. Рума думала, что отец останется дома, но он настоял на том, чтобы поехать с ними, и камеру с собой захватил. Отец предложил отвезти их в бассейн на арендованной машине, но оказалось, что она не оборудована детским креслом, поэтому поехали на универсале Румы. Рума научилась водить машину еще в школе, но много лет не садилась за руль за ненадобностью — она жила в большом городе, где передвигаться было удобнее подземкой. Долгое время езда на машине ассоциировалась у нее только с визитами к родителям — для мамы поездки в магазин за покупками или в какой-нибудь пункт проката видеокассет становились настоящим праздником. В Сиэтле Руме пришлось заново учиться ездить на автомобиле, не забывать заправлять его бензином, проверять давление в шинах. И хотя Рума уже довольно хорошо ориентировалась в дорожных развязках и больше не путалась в сложной системе светофоров, к Сиэтлу она так и не привыкла. Этот город оставался для нее чужим, и люди, живущие в нем, — чужаками. Со своими соседями она и несколькими словами не перемолвилась за все это время, хотя всегда улыбалась и кивала им головой — слева от них жила пожилая пара пенсионного возраста, справа — два «голубых» профессора местного университета. Конечно, можно было немного поболтать с женщинами, которых она встречала в бассейне, пока их дети вместе плескались в воде, но они никогда не предлагали Руме встретиться где-нибудь за чашкой кофе или вместе пройтись по магазинам. Самой Руме в голову бы не пришло обращаться с подобными предложениями к незнакомым людям, как бы одиноко ей ни было. Ей казалось унизительным признавать, что она, в своем возрасте, осталась совершенно одна.

Но у нее же были друзья, были! Просто все они жили в Бруклине. Девушки, женщины, ее милые подружки — они вместе занимались йогой, вместе ходили на дородовые занятия гимнастикой — они знали ее жизнь до малейших подробностей. Они и детей рожали вместе, а потом обменивались советами, передавали друг другу по наследству одеяльца, коляски и детскую одежду. В Бруклине ее друзья жили рядом, некоторые — в одном с ней доме, они всегда были готовы к общению, собирались на прогулку за пять минут, а потом дружно катили коляски по Проспект-парк. Они прекрасно знали маму и дружили с ней — многие даже приехали на ее похороны в Пенсильванию. Первое время после переезда звонки и мейлы сыпались как из рога изобилия — подруги любили Руму, звонили ей с детских площадок, писали письма. Но время шло, их собственные дети не давали им ни минуты покоя, и поговорить по душам по мобильному телефону не представлялось возможным, а потом и письма стали приходить все реже. Несмотря на проведенные вместе часы, дни, недели, их дружба не успела пустить глубоких корней, и теперь Рума, даже когда получала весточки от подружек, не торопилась сразу же строчить ответ.

В машине было тихо — только шины мягко шуршали по гладкому асфальту да с тихим взвизгом резали воздух проносящиеся мимо них встречные автомобили. Акаш играл с игрушечным паровозом, вертелся в своем кресле, проводя колесами по окну и спинке водительского сиденья, он уже начинал уставать, но пока не капризничал. Отец сидел рядом с Румой, молча следил за дорогой, автоматически поворачивая голову, когда она меняла ряд, и время от времени взглядывал на спидометр. Рума остановилась возле магазина, куда часто заходила за покупками, указала на него отцу.

— А там, чуть подальше, развязка, где Адам сворачивает с шоссе, когда едет на работу.

— Ему далеко к работе?

В молодости Рума всегда исправляла языковые ошибки отца, раньше она бы сразу быстро сказала «Ему далеко ехать до работы?» да еще покраснела бы при этом, как будто это была ее собственная ошибка.

— Я не знаю точно. Мне кажется, что-то около сорока минут.

— Так долго? Ему приходится столько времени проводить за рулем! Почему вы не выбрали дом ближе к работе?

— Нет, баба, Адам не возражает, чтобы ездить, а мы просто влюбились в наш дом. — Сказав это, Рума испугалась, что отцу это замечание покажется слишком фривольным, но было уже поздно.

— Ну а ты? Ты нашла работу но душе в этом новом городе?

— Знаешь, сложно найти работу юриста на полставки, — слегка раздраженно заметила Рума. — Я отвожу Акаша утром в садик, но он заканчивается в двенадцать, а мне не хочется отдавать его на продленку.