Такси! - Анна Дэвис

— Катерина?

Ясен перец. Моргун. Счастливый, как последний кретин.

— Здравствуйте, мистер Саммер. — Угораздило же его позвонить именно сейчас! — Мой телефон у вас? Когда я могу его забрать?

— Зовите меня Крэйг. Я как раз по этому мобильнику с вами и говорю. Мне очень жаль, что прошлой ночью все так случилось. Вы позволите мне загладить свою вину?

Я повернулась к Эми спиной.

— Мистер Саммер, давайте лучше я вам позвоню завтра утром. Договоримся, когда мне за ним заехать.

— Завтра утром… Вот утром трудновато. Я подумал, может, мы поужинаем вместе? Я и столик в «Гасконском клубе» заказал. Бывали там?

Нет, он меня достал.

— Знаете, мистер Саммер, я сейчас занята… Если вам все равно, я просто как-нибудь заеду…

— Но мне совсем не все равно! — перебил Моргун. Я буквально видела, как он хлопает глазами. Вспомнилось, как он стаскивал с себя штаны там, в квартире. — Позвольте угостить вас ужином. Неужели это так страшно?

Эми обошла меня кругом, похлопала по плечу и спросила одними губами: «Что это за хрен?» Я снова отвернулась, и Эми ткнула меня кулаком.

— Не в этом дело… — продолжала я, пытаясь не обращать на нее внимания, — просто… Ой! — Эми ухватила меня за волосы и потянула; я старалась отцепить ее. — Ладно, хорошо… Завтра вечером. Во сколько?

— В восемь. Знаете, где это?

— Да-да… Пока! — Я отсоединилась.

— Кто это? — Эми попыталась вырвать у меня мобильник.

— Просто пассажир…

— Пассажир, значит! — прошипела Эми.

— Его другу стало плохо в машине. Я помогла дотащить его до квартиры и забыла там другой мобильник.

— Какой еще другой? — зарычала Эми. — С каких пор ты стала пассажиров по домам разносить? Права была Черил, тебе давно пора решить, чего ты хочешь! И кончай держать меня за дурочку!

— Эми, ведь ничего не произошло. Я говорю чистую правду. — Голос у меня был жалобный, оправдывающийся. Тут я спохватилась, что вообще-то рыльце в пушку не у меня. — Скажи-ка лучше, чем вы тут сейчас с Черил занимались?

— Очнись! Мы давние подруги! И она скоро женится. — Но глаза Эми прятала. — Пошли-ка к остальным. Поговорим позже.

— Мне на работу надо… — заикнулась я, но Эми уже была в холле.

4

Моросило. Уж лучше бы лило по-настоящему — или не лило вообще. Середина дня, половина третьего; я как раз вылезла, чтобы вымыть машину, — и обнаружила окровавленный шприц на заднем сиденье. Это уже не в первый раз. Парочка, которую я под конец везла от вокзала Кингз-Кросс в Брикстон. Так и знала — уж очень они были тихие. Нездорового вида, с остекленевшими, вытаращенными глазами. И когда только успели. Время от времени я косилась на них в зеркало, но они неизменно сидели паиньками, сложив руки на коленях, и смотрели на меня отсутствующим взглядом.

К шприцу я даже не прикоснулась — сразу захлопнула дверцу и отставила в сторону ведро с тряпкой. Бормоча проклятия, поднялась к себе и окунулась в стихию нераспакованного барахла.

Как раз на такие случаи я купила пару перчаток — вроде тех, которые носят мусорщики, из толстой резины, подбитые ватином. Но один черт знает, где они могут быть. В этой коробке точно нет, там посуда, а я в жизни не положу ЭТИ перчатки вместе со своими чашками-тарелками. Коробки в углу — книги и компакт-диски. Следующие две… Господи, а в этих-то что? Сумасшедший дом. Я бродила среди скомканных газет, спотыкалась о черные пакеты с подушками, время от времени ныряла в какую-нибудь коробку — но все впустую. Когда раскидывала какие-то свертки, раздался хруст — ага, раскокала один из хрустальных бокалов. Но сейчас мне было не до того, и я кинула сверток с битым стеклом обратно в ящик.

Проснулась я час тому назад — впервые за долгое время удалось выспаться как следует, без сновидений, без телефонных звонков, без возни рабочих на улице, — и сразу же заботы атаковали меня со всех сторон. Я беспокоилась за Джонни: наведалась к нему утром, по пути домой, и никого не застала. Звонила в дверь минут пять — на случай, если он просто заснул, — но все без толку. Возможно, он напился в сосиску, и это плохо. Еще я тревожилась из-за Эми — из-за Эми и Черил. Надо было взять выходной и остаться с ней, поговорить, разобраться во всем, но нет — потерять деньги для меня оказалось страшнее, чем потерять Эми. Хотя, по правде говоря, это был просто предлог, чтобы смотаться. Эми тем вечером была совершенно чокнутая. И потом, не станет же она и в самом деле спать с этой псиной?

В комнате было совсем темно — немудрено, что я ничего не могла отыскать. Я пробралась к окну и отдернула шторы. Поток света залил царящий в комнате разгром. Я купила квартиру, чтобы устроить тихую гавань, уединенное убежище, безопасное местечко в центре тайфуна, — и полюбуйтесь на это! А чего я ждала — что коробки распакуются сами, а я буду сидеть, как ученик волшебника, и смотреть, как книги прыгают на полки, а ножики — в ящики серванта? Я опустилась на корточки перед старым потрепанным чемоданом и отстегнула ремни. Есть шанс… — Эврика!

Вот они. Оставалось только разыскать какую-нибудь старую коробку для шприца. Просто завернуть его в газету недостаточно — вдруг мусорщики уколются?

Выходя из квартиры с перчатками, газетой и коробкой от корнфлекса, я заметила на коврике конверт. Не требовалось даже поднимать его, чтобы угадать, кто отправитель. Папа вечно покупает такие длинные кремовые конверты. Заказывает их по каталогу целыми пачками. Какой он всегда экономный, мой папочка. Я вертела в руках конверт, и почему-то мне захотелось надеть перчатки. Письмо переслали сюда с моей прежней квартиры. Вышвырнуть бы его, не распечатывая… но меня снедало любопытство.

Дорогая Кэтрин,

Прости, что вторгаюсь в твою жизнь, но я подумал, что ты должна знать: я заказал в церкви заупокойную службу по твоей матери; она состоится 13 октября, в полдень. Ты, конечно же, помнишь, что приближается пятнадцатая годовщина, а меня до сих пор гнетет, что я не организовал тогда похороны как положено. На меня многие все еще злятся, особенно Рой и Джина. Им кажется, что я лишил их возможности погоревать от души. Я не могу смотреть им в глаза. Это было слишком тяжело. Но теперь я понимаю, что совершил серьезную ошибку: мое стремление остаться наедине со своей болью расценили как чувство вины. Некоторые и сейчас скорее перейдут на другую сторону улицы, чем поздороваются со мной.

Я долго колебался. Может, и не стоило бы ворошить прошлое и заставлять людей переживать все заново, но я хочу доказать всем: мне нечего скрывать. И я докажу это всему юроду. И тебе, Кэтрин. Очень надеюсь, что ты приедешь. Мне бы хотелось увидеть тебя.

Надеюсь, у тебя все благополучно.

Папа.

Я живо представляла, как он сидит за столом, в сером свитере и шлепанцах, корябает по листу старой перьевой ручкой, прерываясь, чтобы заправить ее; возится с промокашкой, поправляет очки-полумесяцы… Ручка повисает в воздухе — он подыскивает правильные слова, правильный тон, уважительный, извиняющийся, отстраненный… Я чувствовала запах старого потертого ковра — пыль, табак и время. Слышала тиканье часов. «Генри Читу, с благодарностью за двадцать семь лет в общеобразовательной школе Роджера Стертона, Саффрон-Уолден. Учитель и директор, нам будет недоставать Вашей мудрости».