Видеть лучше. Как сохранить зрение : истории из кабинета офтальмолога - Валерия Александровна Филимонова

Были и другие истории: избили ребенка и зимой выставили на балкон ждать Деда Мороза, окунули головой в кипяток и многое-многое другое…

А однажды за мной решил приударить папаша маленького пациента. Намекал, чтобы я позвала его в сестринскую «на чай», приглашал к себе, рассказывал о том, какие ужасные у него отношения с женой, что они на грани развода… В общем, все по классике. Да только вот его ребенок лежал у нас в отделении со злокачественной опухолью костей и был на грани жизни и смерти.

Возможно, дело в том, что так он справлялся со стрессом — пытался переключиться на что-то, совсем не связанное с его рутинной жизнью, чтобы переживания не мучили его хотя бы какое-то время. Проблемы в семье, смертельная болезнь ребенка — все это до безумия страшно и тяжело, а потому его психика искала хоть какой-то способ получить положительные эмоции. Флирт — легкий их источник. Отрицание проблем — тоже способ снизить эмоциональное давление. Но не стоит исключать, что он просто мерзавец. Такое тоже бывает.

Итак, я довольно быстро освоилась в травме, научилась всему, что хотела, и получила дополнительные баллы для поступления в ординатуру.

Обязательным пунктом прохождения ординатуры была работа в детском отделении. На новой базе оно было огромным, и в нем занимались разнообразными врожденными и приобретенными глазными заболеваниями. Меня закрепили за заведующим отделением Плисовым Игорем Леонидовичем — одним из лучших страбизмологов[8] в России. Во время приема я находилась у него за спиной, потому что так лучше видны углы косоглазия у пациентов. Косоглазие и коррекция зрения у детей давались мне с трудом, да и вообще детская офтальмология меня скорее пугала, нежели привлекала, но в один прекрасный момент я поймала себя на мысли, что, когда я стою за спиной Игоря Леонидовича, у меня с лица не сходит улыбка. Маленькие пациенты вызывали во мне бурю положительных эмоций. Наверное, поэтому вместо одной положенной недели в «детстве» я провела там три. Игорь Леонидович брал меня с собой в операционную в качестве ассистента и даже помог мне настроить микроскоп так, чтобы я по минимуму испытывала дискомфорт. Я смотрела, как он легко и уверенно перемещает глазодвигательные мышцы, и подавала ему инструменты, а наутро наблюдала у пациентов ровное положение глаз. Мне это казалось чем-то невероятным. Однажды я попросила Игоря Леонидовича дать мне инструменты, чтобы наложить швы на конъюнктиву. С отсутствующим глубинным зрением мне было тяжеловато орудовать инструментом, но я смогла наложить четыре шва, три из которых он потом, впрочем, переделал. Игорь Леонидович молча смотрел на то, как я зашиваю, но не говорил ничего под руку, а потом еще раз показал, как правильно держать инструменты, чтобы швы получились ровными. До сих пор я считаю это высшим уровнем врачебного и преподавательского профессионализма. Я покинула эту базу через два месяца после практики в еще нескольких отделениях, а с Игорем Леонидовичем мы встретились позже уже при совершенно других обстоятельствах.

Первое осложнение

Я вернулась на свою первую базу, как в родной дом после долгой разлуки. Я снова могла без проблем совмещать учебу и работу в оптике, а тут еще и заведующий отделением стал давать мне пациентов на самостоятельное ведение. Это были пациенты с воспалительными заболеваниями глаз и различными образованиями в области век. В операционную я уже ходила без надзора курирующего доктора, что, безусловно, вселяло в меня уверенность. Да и при удалении образований микроскоп был не нужен. В качестве ассистентов я брала с собой ординаторов первого года. Большинством образований, которые подлежали удалению, были халязионы — они представляют собой хроническое воспаление сальной железы в толще века, которое выглядит как шишки или горошины под кожей. После местного обезболивания на веко в проекции халязиона накладывается специальный зажим, а после удаления образования и снятия зажима оценивается состоятельность кожного шва и наличие кровотечения. Очередное удаление прошло идеально и почти бескровно, пациентка направилась в палату, и я со спокойной душой побежала обедать. Однако вскоре обед прервал звонок врача-куратора, которая срочно вызвала меня в процедурный кабинет. Стоило лишь открыть дверь, как я увидела нечто страшное.

Пациентка сидела на кушетке, а почти вся ее сорочка была залита кровью.

Кровь бежала ручьем из области только что прооперированного глаза. Мой куратор пыталась как-то остановить кровавый поток, но ничего не выходило. Мы экстренно подняли пациентку назад в операционную, убрали свежие швы и попытались найти источник кровотечения. Казалось, что оно никогда не закончится. У меня впервые задрожали руки. Доктор смогла найти источник и наложила шов на слизистую века, а я снова зашила кожу. Когда кровотечение было остановлено, я сказала, что больше не переступлю порог операционной. Но, как вы понимаете, это были эмоции, и на следующий же день я снова направилась оперировать.

Я решилась на операцию

Обучение в ординатуре близилось к завершению. С одной стороны, к этому времени ты уже ощущаешь себя крутым специалистом. С другой — понимаешь, что двух лет катастрофически мало для освоения всех граней профессии и что ты не знаешь достаточно, чтобы прекращать обучение. В момент терзаний и неуверенности в себе я узнала, что моей маме сказала одна женщина с ее работы: «Как твоя дочь может быть офтальмологом и выписывать людям очки, если сама косоглазая? Как ей смогут доверять пациенты?» Я прекрасно знала о своей особенности и давно к этому приспособилась. Редко смотрела в глаза собеседнику, нашла ракурс для фото, с которого косоглазие было незаметным, а близкие говорили, что настолько привыкли, что ничего не замечают. Многие офтальмологи, к которым я обращалась, говорили, что это моя изюминка и исправлять ее не надо. Но слова этой женщины глубоко и неприятно поразили меня. Я решила, что все вокруг так думают, но молчат, будучи слишком воспитанными или не желая ранить мои чувства. Мне даже вспомнилось, как один одноклассник, заметив мое косоглазие, стал называть меня хамелеоном. Благо, это прозвище не закрепилось, и меня не начали травить.

И вот я снова в «детстве», в кабинете Игоря Леонидовича, к которому пришла уже как пациентка с просьбой исправить мою проблему. Он сказал, что случай довольно простой и все, что мне нужно, —