Верни мне музыку. Воспоминания современников - Арно Арутюнович Бабаджанян

трио», «Соната для скрипки и фортепиано», «Шесть картин» и «Поэма для фортепиано», «Концерт для виолончели» и «Струнный квартет памяти Д. Шостаковича». Кроме этого, Арно и я написали «Танец» для фортепианного дуэта, который и явился началом дальнейшего нашего «дуэтного» содружества.

Весной 1950 г. тогдашний начальник Управления по делам искусств Геворг (Кимик) Ованесян предложил нам с Арно написать произведение для хора и оркестра к правительственному концерту. Придя домой, после долгих раздумий мы решили создать произведение для двух роялей. Так родилась «Армянская рапсодия», написанная буквально за неделю. С Арно было интересно работать. Поначалу мы расходились по домам, а потом, придя в консерваторию, в класс с двумя роялями, любезно предоставленный нам ректором К. С. Сараджевым, все сводили воедино. Не обходилось и без острых споров. Фактуру и другие детали мы придумывали вместе, подолгу играя на двух роялях и выбирая на и более оптимальные варианты. Иногда работа заходила в тупик, что было очень мучительно. Тему (народная песня «Ах, садовник, садовник») первой медленной части нам подсказал отец Арно Арутюн Яковлевич, человек необычайной музыкальной одаренности, и это облегчило нам работу. Вторая, быстрая часть, была написана «на едином дыхании». К концерту мы успели, и «Армянская рапсодия» прошла с большим успехом (чего стоит только один темперамент Арно!), так что нам пришлось ее повторить.

В самом начале 60-х годов он мне предложил написать еще одно произведение для фортепианного дуэта. Я охотно согласился – работа с Арно всегда доставляла мне большое творческое удовлетворение. Мы сочинили «Праздничную», на сей раз с ударными инструментами. Работали с большим вдохновением, заражая друг друга и радуясь каждой удачно найденной детали или интересной фактуре. Свои дуэты мы играли во многих городах СССР и во время многих зарубежных поездок с неизменным успехом.

В моей жизни вообще многое было связано с Арно, и написать обо всем в одном очерке, к сожалению, невозможно. Десятки поездок, участие в гала-концертах мастеров искусств почти по всей территории бывшего Союза, концерты во Франции, Бельгии, Венгрии, Польше, Великобритании… Однажды в 1968 г. в Познани с оркестром местной филармонии я сыграл свое «Концертино» и, по-видимому, удачно, ибо тут же в артистическую пришел Арно, обнял меня и воскликнул: «Как ты колоссально сыграл! Я бы так, наверное, не смог»…

Таков был Арно – человек непростой, подчас трудный, но предельно честный в оценке того или иного музыкального события, произведения. Он мог и поругать за неудачное выступление или мало удавшееся сочинение, никогда не кривил душой. Кроме того, он был невероятно искренним и в своем собственном творчестве, будь то лирическая песня или квартет.

С особой симпатией Арно относился к моей жене и всякий раз говорил: «Самое яркое твое произведение – это Ирочка!»

Когда я прохожу через площадь Азизбекова, вместо нового углового дома мне мерещится старый одноэтажный, вытянувшийся в длину ереванский дом, во дворе которого в те далекие годы нашего трудного, но незабываемого детства Арно, Армен Вартанян, которого мы звали Буликом (впоследствии замечательный художник), Аршавир Карапетян (впоследствии певец, народный артист Республики) и я играли в игру «лахти» или гоняли мяч. В трудные, голодные годы первых пятилеток мы не давали повода для огорчения нашим родителям (какими честными были тогда люди!), не считая невинные детские шалости…

После кончины Арно каждый уходящий год еще больнее отзывается в моем сердце, и мысленно я говорю: «Вот, прошел еще один год без нашего любимого Арно».

Дуэт с Арно

Однажды нас с Арно Бабаджаняном пригласил к себе новый начальник Управления по делам искусств Геворк Ованесян (Кимик). Сообщив, что намечается большой правительственный концерт, он предложил нам написать к этому вечеру произведение для хора и оркестра (возможно, он помнил нашу совместную работу над гимном).

Однако нас с Арно захватила идея написания пьесы для двух фортепиано. Придя к нему домой, мы стали обсуждать форму предполагаемого произведения и решили, что оно будет двухчастными чередовании медленного и быстрого разделов. Отец Арно, Арутюн Яковлевич, человек очень музыкальный, посоветовал нам взять в основу медленного раздела мелодию народной песни «Ай бахманчи» («Эх, садовник»).

Работали мы каждый у себя дома, а потом встречались в консерватории, в классе с двумя роялями. Проигрывая материал, мы совместно искали и фактуру, и приемы развития, стараясь при этом, чтобы оба инструмента имели равные права. Вспоминаю, что я «с ходу» предложил фактуру быстрого раздела, а Арно, импровизируя, «нашел» тему. Дальше все пошло уже легче, и через десять дней мы завершили работу, назвав наше детище «Армянской рапсодией». Работать с Арно было чрезвычайно интересно. Конечно, возникали и споры, иногда горячие, но все это было естественно.

Рапсодию нашу мы впервые сыграли на упомянутом правительственном концерте в зале оперного театра. Было это в марте 1950 года. После исполнения в кабинете директора театра нас поблагодарил Анастас Иванович Микоян, к приезду которого был приурочен этот концерт. Приятно было принять поздравления присутствовавших здесь известных артистов театра имени Сундукяна Авета Аветисяна и Давида Маляна…

Арно в нашем дуэте заряжал меня какими-то труднообъяснимыми импульсами, что, вероятно, определяло качество нашего исполнения – с необходимыми красками и игрой светотени.

Рапсодию мы с Арно играли десятки раз в престижных залах разных стран. Произведение завоевало популярность и вошло в концертный и учебный репертуар. «Армянская рапсодия» была издана в Армении, а в 1996 году – в Японии.

Осенью 1961 года небольшая группа исполнителей и композиторов Армении выехала в Венгрию для участия в Днях армянской музыки. В группу входили Квартет имени Комитаса, певцы Гоар Гаспарян и Нар Ованесян, пианистка Элеонора Восканян, Арно Бабаджанян и я. Руководителем группы был Самсон Гаспарян.

За день до выезда я почувствовал себя плохо, но никому не сказал, не придав этому значения. Однако после первого концерта в зале филармонии в Будапеште мне стало еще хуже и меня госпитализировали. Это было чрезвычайно неприятно, ибо на следующий день в концерте должна была исполняться «Кантата о Родине».

Пришедший меня навестить Арно рассказал, что «Кантату» исполнил на венгерском языке хор имени Золтана Кодая и что присутствовал сам Кодай, который справлялся обо мне и очень сожалел о случившемся. После усиленного лечения меня на пятый день выписали из больницы, и наши концерты были продолжены в других городах Венгрии.

В этой поездке с нами произошел и такой случай. Перед очередным концертом Арно, сидя в артистической комнате за роялем, наигрывал свою только что сочиненную песню «Мосты, мосты». В это время в проеме двери показалась голова рыжеволосого мужчины с очень неприятным выражением лица. Я быстро подошел