Ночь, когда Серебряная Река стала Красной - Кристин Морган

задрожала. "Что может иметь такие зубы и челюстные кости?"

"Не знаю", — повторил Альберт. "И не хочу знать".

"Мы кричали и убегали от мертвых костей?" Салил изогнула брови.

"Больших, зубастых, страшных", — сказала Мина.

"Подождите, мы кричали только из-за мертвых костей", — сказал Коди. "Мы убежали, потому что весь лагерь слышал наши крики".

"Наверное, вся долина слышала наши крики", — добавил Альберт. "И они отправились за нами. Они бы разорвали нас на куски".

"Или еще хуже", — сказал Эммет. "Нам повезло. Что-то не так с этими карнавальщиками. Ты видел, как ведьма накладывала на нас колдовство?"

"Ты же не думаешь, что она настоящая ведьма… " Мина запнулась и прикусила губу.

"Она знала, что мы были там все время. И призраку рассказала. Я думаю, что они замышляют недоброе. Злое. М-может быть, зло. Как сказал проповедник Г-Гейнс".

Еще один шквал тревожных взглядов устремился в сторону Затерянного луга, но все, что там было видно, — это мерцание далекого огня.

"Эй, сейчас…" начал Коди.

"Подумай об этом", — сказал Альберт, серьезный, как в школе. "Та штука, которую мы видели, с зубами, что бы это ни было? Это часть того, что они позволяют тебе увидеть бесплатно. Представь, что могло быть в той крепости-вагоне! Представьте, что они могут делать на своих шоу! Мой дедушка рассказывал мне много историй об убийцах, человеческих жертвоприношениях, каннибалах, воскрешении мертвых…"

"Что такое каннибалы?" — спросила Мина.

"Когда вы едите людей, как та мамаша-садовница со своими детьми", — объяснил Коди.

Она уставилась на него. "А они… ну… готовят их, например?"

"Та мама-садовница, вероятно, так и делала".

Мальчики-правдорубы с озабоченными лицами вели какой-то безмолвный разговор с Салил, прежде чем она повернулась к остальным. "Они последуют за нами?"

"Возможно", — сказал Альберт. "Коди прав. Лучше нам двигаться дальше".

Они так и сделали, хотя на этот раз обошлись без фонаря и спичек. Полная луна то и дело проглядывала сквозь деревья, окрашивая западные холмы в бледный цвет. Где-то там, наверху, приютился Хайвелл, где жили Правдорубы — довольно далеко от Сильвер-Ривер. Салилу и мальчикам предстояла долгая прогулка, чтобы вернуться домой. Эмметт решил, что не стоит сильно переживать из-за усталости.

"Боже мой, как тихо", — сказала Мина после того, как они еще некоторое время пробирались через заросли. "Ни одного сверчка. А раньше было так тихо?"

"Ну, теперь-то уж точно не тихо, раз ты разговариваешь", — сказал Коди, отчасти подтрунивая над старшим братом, но отчасти и раздражаясь.

Альберт и Салил одновременно шикнули "Тсс!" и остановились, напряженно прислушиваясь. Все остальные сделали то же самое, и Эммету показалось, что его собственный пульс громко заколотился, а дыхание стало порывистым.

Веснушка дотронулся до руки Салил, жестикулируя. Она медленно кивнула и прошептала тихо, как кошачья лапа: "Там кто-то есть".

" Давай не будем нервничать", — сказал Коди.

Мина покачала головой. "Нет. Кто-то есть. Я чувствую это".

"Я тоже это чувствую", — прошептал Эммет, его рот пересох, а руки покрылись мурашками.

Он чувствовал. Это были не нервы, что бы ни говорил Коди. Они были не одни в лесу. И это была не сова и не ночной опоссум. Он был больше. Умнее. Злее.

"За нами наблюдают". Альберт повернул голову, сканируя темноту. "Там что-то есть".

Коди бросил на него взгляд, словно собираясь спросить, почему он должен идти и что-то говорить вместо кого-то, но прежде чем он успел это сделать, рядом щелкнула ветка, легкая и острая, как дерринджер — треск!

Они сгруппировались в защитную кучку, плечом к плечу, пытаясь увидеть все пути сразу. Беда в том, что они едва могли разглядеть больше ярда или около того, да и то не больше, чем папоротниковые кусты, упавшие ветки и хлипкие стволы деревьев в темноте.

Зато они могли чувствовать. Эммет точно чувствовал, и знал, что остальные чувствуют то же самое. Что-то большое. Что-то рядом. Что-то злое.

"Мина, держись позади меня". Коди уже не надеялся на то, что это нервы, и приготовил Дидэй с гладким камешком, зажатым в кожаной чашечке рогатки. В этот раз она повиновалась без малейшего намека на нахальство, прижавшись к нему, как пугливая кобылка.

Альберт ухватился за найденный им ранее крепкий сук, который теперь больше походил на дубину, чем на трость. Бак-Тут и Веснушка пригнулись, чтобы подобрать с земли камни. Салил сунула руку в сумку и достала оттуда то, что могло быть наконечником индейской стрелы, прикрепленным к куску оленьего рога.

Эмметт порылся в карманах в поисках чего-нибудь полезного в качестве оружия, но ничего особенного не нашел. Несколько рассыпанных шариков, деревянный свисток, платок, который мама заставляла его носить с собой….. черт… и уже собирался нагнуться, чтобы найти хороший камень или кусок дерева для себя, когда раздался внезапный хруст и треск совсем не с той стороны, откуда доносился треск веток. Но тут же в ту сторону затрещало еще больше веток, и в тени зашевелилась какая-то тяжелая фигура. Окружение?

"Держись ближе, — пробормотал Коди. Как бы он ни старался казаться храбрым, в его голосе чувствовалась явная дрожь.

Мина подавила хныканье. Веснушка судорожно глотнул воздух. Альберт сглотнул. Бак-Тута, сидевшего рядом с Эмметом, трясло так сильно, что удивительно, как у него не стучали зубы. Салил держала рог с наконечником стрелы, как кинжал, сжав кулак.

До их ушей донеслось зловещее ворчание. Низкое и гортанное. Предвкушающее.

Что, если они были правы в первый раз, а Коди ошибся? Челюсти с зазубренными зубами принадлежали не какому-нибудь мертвому экспонату, а огромному живому и голодному зверю?

Что если карнавальщики послали за ними Человека-гору, и он действительно был нечеловеческим существом, достаточно сильным, чтобы одним рывком вырвать их головы из шей?

Что, если ужасные собаки старика Старки на охоте молчали, а не завывали и не выли? Что если волчья стая, или гризли, или…

Зловещая усмешка донеслась до них с другого направления, извиваясь и сворачиваясь, — гремучая змея холодной угрозы и веселья. Эмметт догадался, что это откуда-то со стороны Коди и Мины, единственной частью своего разума, все еще способной мыслить