Реинкарнация души и тела - Noticed V.

с описанием новой формы правления. Их отцы создавали и разрабатывали ее несколько лет. Это были копии, которые Вормер чудом смог спасти из огня, сохранить и спрятать, хотя некоторые листы все равно, сильно подгорели. Эта форма называлась СиПЖ – свобода и право жизни. Вкратце, эта партия гласит о том, что есть власть и народ. Власть – строгая и жесткая, но справедливая и сильная, направляющая и помогающая людям. И народ – мудрый и самостоятельный, но верный и смелый, готовый отстаивать свои права и работать, способствуя развитию и процветанию своей страны. И у этих двух столпов главная задача, сохранить баланс между собой, уважать друг друга и быть на равных. Так же там была еще важная разработка, имеющая не меньше влияния на новый строй. Humanum et Mechanismus (человек и машина) – блок, выступающий за жизнь, тесно связанную с технологиями. Чтобы люди жили бок о бок с машинами, а последние были наравне с ними, и оба жили, процветали и развивались. Чтобы они работали на себя и на свое реальное будущее. Чтобы не было рабов и слуг среди всех их представителей. Это две важнейшие партии, на которые отцы мастеров настаивали опираться.

– Думаю, этим буду заниматься я, продвигая СиПЖ с H.e.M и, возможно, как-то доделывая ее, – сказал Вормер, внимательно вчитываясь в документы.

Кассель также пролистала некоторые записи, однако, ее внимание приковала та ткань.

– Подожди, а это разве не…? – спросила она, отложив в сторону бумаги и развернув сверток во всю длину. – Да, Ворм, это флаг! – Восхищенно заявила она, толкнув брата в бок.

Вормер повернулся и обомлел. Он смотрел на него с широко открытыми глазами, на мгновение, вспомнив детство, тогда эта вещь очень часто мелькала у него перед глазами, только он был в более приличном состоянии.

Флаг повстанцев представлял собой темно-коричневый лоскут ткани, на котором позолотой было изображено сердце наполовину человеческое, живое, наполовину механическое, с шестеренками и трубками. Оно символизировало процветающую свободную жизнь с параллельно развивающимися технологиями, в первую очередь не для службы, а для всеобщего прогресса.

Очень символичны на этом флаге потертости, сгоревшие, обуглившиеся края и дыры от пуль. Он многое прошел, но в итоге все равно будет развиваться по ветру перемен и вести за собой сотни жаждущих нормальной жизни мастеров, таких же покалеченных и измученных.

– Вормер, во мне, кажется, проснулось вдохновение. Пойду-ка я займусь им, пока не пропало, – сказала девушка и вместе с флагом быстрым шагом направилась в свою часть комнаты. Парень же проводил ее взглядом и умиляющейся улыбкой.

Он еще пару часов занимался изучением документов пока не начал засыпать. А так как он больше не хотел проснуться на следующий день с больной спиной, пошел спать на кровать.

На следующий день, мастер заглянул к сестре, та же продолжала работать над речами, которые они будут использовать в пропаганде. И удостоверившись, что у нее все хорошо, пошел с теми документами к Ноки.

Далеко идти не пришлось. Они пересеклись в коридорах «улья».

– О Вормер! Тебя-то я как раз таки и ищу, – поздоровался Ноки, тряся пачкой бумаг у себя в руке.

– Взаимно, слушай, у меня есть то, что я обязан тебе показать.

– Подожди, я первый. Глянь, – мастер протянул ему листы и тот приятно удивился, поняв, что это агитационные плакаты опять же времен первой революции.

– Надо же, я думал, что ото всех избавились: «Да здравствует великая революция 1495», «За Магнум, за Лутум, за мастера», «СиПЖ и H.e.M – это НАШЕ будущее!»… Да, очень хороший «улов», еще и так много.

– И я про то же. Развесим эти пока в «улье», а там глядишь еще у кого-нибудь чего-нибудь завалялось. Ну, а что у тебя?

Вормер протянул другу записи, и тот начал внимательно в них вчитываться.

– Я, конечно, еще в детстве слышал об этой форме правления, моя мама сидела над ними по ночам. И, клянусь, я что-то то запомнил. Однако, когда сейчас читаю их, понимаю все по-другому. Это действительно был грандиозный план!

– «Был»? Я что, просто так их тебе показал.

– Ты хочешь, чтобы это была наша новая форма правления?

– Не вижу противоречий. Ноки, это как раз то, что нужно. Только надо немного подправить, включить сюда наших союзников, кстати, где Зверь?

– Он в том большом зале. Мы вчера еще у наших приятелей забрали по вещи. И сейчас он там сидит, собирает экзосклеты, думаю в следующий раз эти «ритуалы», также нужно продемонстрировать перед мастерами. А по поводу тех партий, да, они просто обязаны занять место нынешнего режима.

– Тогда я займусь доработкой документов и постараюсь подключить к этому Зверя. Как только будет готово, можно будет вещать людям. А ты…?

– А я пойду распускать слухи, вдобавок напомню об истории и наследии, – сказал Ноки, демонстративно, потрясая плакатами. – Начну аккуратно, издалека, там дальше как пойдет.

– Хм, ты уверен?

– Да, ты сам знаешь, что у меня язык «как помело».

– Вот именно. Не наговоришь лишнего, и сможешь рассказать, как бы, интригующе.

– Смогу, смогу. Если что, разберусь по ходу. Все, давай иди, занимайся своим делом, – протараторил мастер, подтолкнув Вормера.

Они разошлись в разные стороны: Ноки пошел наверх, на заводы и промышленные комплексы, а Вормер направился в зал, к своему творению. Решил сразу заняться переписыванием найденных документов вместе со Зверем, он все-таки будущий главарь своих собратьев. Однако, когда мастер пришел на место, не обнаружил его. Там был только Люмниум, лафарант Ноки, который сидел у стены пытаясь забраться на нее, видимо насмотрелся на своего сородича. Недалеко от него лежали три личные вещи ребят: серебряный гребень, старый кинжал, с рукоятью в оплетке из кожи, и механические настольные часы с маятником. Почти половина пола была полностью забита различными запчастями, в некоторых из которых уже вырисовывались части тел будущих лафарантов. Поняв, что здесь нет его творения, парень решил обратиться к Люмниуму.

– Хэй! – не громко позвал он его. Машина повернулась к мастеру, слегка наклонив голову в бок. – Привет, а ты не видел Зверя, собрата твоего?

Тот ненадолго замер, будто обрабатывая услышанную информацию. А затем очень невнятно прорычал: «Место рождения…»

Вормер с трудом разобрал то, что он сказал. Неудивительно, голос Люмниума, если это так можно назвать, был просто набором дребезжащих и скрежещущих звуков шестеренок, под давлением от пара. Даже когда парень смог расслышать эти слова, не сразу понял их значение. Однако через минуту дошло, под местом рождения он подразумевает его комнату. Поэтому, бросив символичное «спасибо», пошел к себе, чувствуя себя немного