Бей врага в его логове! Русский десант в Америку - Владислав Морозов

Вечерело. В сгущающихся сумерках на окраине Кукуева спорили между собой двое дозорных. Разговор шёл в основном о том, чего Чапай могёт, а чего не могёт. После длительных препирательств красноармейцы пришли в основном к закономерному выводу, что Чапай могёт много, но очень много и не могёт, особливо ежели закуска не та. А если б ему ещё заграничные языки знать…

В кустах зашуршало. Один из дозорных развернул пулемёт, передёрнул рычаг затвора и, злорадно ухмыляясь, разрядил по кустам чуть не половину патронной ленты. Через минуту из кустов, отряхивая с себя посечённую пулями листву и щепки, выбрался Фурманов.

– Что ж ты опять промазал, – констатировал он. – Учишь вас, учишь… Уж не брался бы, раз бог таланту не дал…

Боец густо покраснел. В кустах снова зашуршало.

– Опять, штолича, Петькин беляк лезет? – вздохнул второй дозорный. – А ну, выходи!

Из кустов вылез здоровенный бородатый казак при полной белогвардейской форме. Правый глаз у него был подбит. При виде комиссара и красноармейцев физиономию его исказила довольная обезьянья ухмылка.

– Старый знакомый, – констатировал Фурманов. – Опять…

– Насчёт. Психической, – пояснил казак.

Дозорные обречённо выматерились.

В чапаевском штабе к этому времени собрался весь командный состав дивизии, включая Ржевского и непроизносимого латышского особиста. Всех интересовало, чего нового расскажет «язык» на этот раз. Дверь отворилась, и в момент, когда за Фурмановым в избу всунулась знакомая бородатая личность, начдив инстинктивно скривился, как от чего-то невыразимо кислого.

– Ну, – спросил начдив бородатого, – хто тебе глаз подбил?

– Мытька. Брат, – разъяснил бородатый Петрович. – За вустриц.

Начдив хохотнул:

– Ну, и чего теперь скажешь нового?

– Они. Атаку. Задумали, – медленно выговорил казак, боязливо втягивая голову в плечи. – Пси…психическую…

При последних словах лицо Чапаева исказилось.

– С-сука!!! – заорал он, выдернув из-под себя табуретку и шарахнув её об лоб Петровича. Табуретка разлетелась вдребезги. – Десятый раз тебя Петька отпускает, десятый раз ты приходишь, а толку?! Ты што, окромя своей «психической атаки» других слов не знаешь? Я от этих психических атак сам скоро психом стану!!!

Петрович упал на колени и зарыдал басом. Фурманов прижал его голову к своему животу и, гладя языка по головке, с вызовом заявил начдиву:

– Александр Македонский тоже был великий полководец, но зачем табуретки ломать?!

– Македонской? – сощурился начдив. – Хто такой? Почему не знаю? Я всех великих полководцев знаю! Суворов, к примеру. Как он там: «До первой звезды нельзя!» Так, што ли? Или Наполеон, во мужик был – по нему прямой наводкой, а он спокойно фуражку по уставу поправляет…

– Александр Македонский давно жил, – пояснил Фурманов, выпроваживая успокоенного Петровича за дверь. – Про него в академии учат, которую ты не кончал… «Покорил он Парфянское царство, но войско его погрязло в распутстве и, отягощённое богатой добычей, не могло двигаться дальше. И тогда повелел он собрать все трофеи и сжечь. И пошли они дальше, и покорились им земли Персии, Бактрии и Индии…»

– Ты ещё про Тамерлана вспомни, – хохотнул Ржевский.

– А ну, хватит базлать! – заорал Чапаев, ударяя табуретной ножкой по столу. Стол треснул. – Думайте лучше, чаво делать! Мне энта хреновина с Дерьмовкой поперёк глотки! А тута ишшо Жихарев, жидовская морда, мост рванул, чего мы теперь до последней капли крови отстаивать будем?

– Чего думать-то, – вздохнул Ржевский. – Вот утром рассветёт, заведём аэроплан и слетаем на разведку…

– Так атака же, – удивился начдив, – псыхическая, мать её так!

– А то я привычек господ офицеров не знаю, – зевнул военспец. – Пока встанут, пока опохмелятся, когда ещё до этой атаки дело дойдёт… Только поздно будет…»

Рустик заржал. Не так чтобы очень искренне, но чувствовалось, что он действительно смотрел любимый некогда фильм советского народа и всё-таки хотя бы понимает, о чём речь. Машка только вежливо улыбнулась.

– Не, – сказала она. – Чёй-то я не вкуриваю. Наверное, потому, что я это кино не видела.

– Ты вообще-то чего-нибудь, кроме «Дом-2» или «Властелина Колец» с «Гарри Поттером», когда, как ты выражаешься, маленькая была, смотрела? – спросил я жалостливо.

– Смотрела, но вашего «Чапаева» точно не видела…

– Нашего… Эх, девонька… Это вообще-то наша общая история. А литература про то время вообще кладезь романтических героев – Чапаев, Котовский, матрос Железняк, Павка Корчагин, семейство Турбиных, Григорий Мелехов с Аксиньей и прочие Рощины – Телегины – Левинсоны – Живаги, которых можно неделю перечислять. И про них приличные книжки, между прочим, были, умными людьми написанные.

А запомнились и дошли до наших дней в основном почему-то анекдоты… А вот из нас с вами, мальчики и девочки, романтических героев точно не получится, даже в стиле поручика Ржевского…

– Это почему, тарищ майор? – удивилась Машка.

– Эх, Машенция… Уж больно времена другие. Анекдоты про наши подвиги точно не сочинят. А если про всех нас и эту долбаную войну, в которой мы участвуем, кто-нибудь когда-нибудь попытается написать мало-мальски честную книгу, рафинированный эстет-читатель скривит рожу от наших с вами образов. И скажет, что образ российского солдата в данной книге весьма непрезентабелен, а мы с вами вообще не герои, поскольку таким героям нельзя сопереживать, и добавит, что, читая эту, с позволения сказать, книгу, он искренне хочет, чтобы все её действующие лица побыстрее сдохли, и плохие и хорошие. И возможно, будет прав, поскольку нынешняя война никакой романтики не подразумевает, она вообще не для слабонервных и человеколюбивых. Даже методы её ведения будут вызывать у иного читателя-эстета оторопь. Он, к примеру, спросит: «А чего у вас всё минируют направо и налево? А оттого, что мин на складах до фига, и почему бы ими не отгородиться от кое-кого, особенно если этот «кое-кто» хуже зверья? Или электромагнитное или тактическое ядерное оружие. Зачем, мол, применяем его по любому поводу? Ответ тоже простой – устаревших тактических боеголовок на складах осталось полно, чего же они лежат мёртвым грузом, раз все запреты давно сняты? А электромагнитные дела – вещь новая, и её лучше всё-таки испытывать на поле боя, на живых мишенях, а не в лабораториях, это тоже все понимают… В общем, наверное, не будут про нас с вами книжки писать, хотя мы на этой войне просто солдаты, которые честно делают своё дело. Как-то так. Понятно?

– Ага.

В общем, на этом наши «литературные посиделки» стихийно завершились. Я убрал книжку подальше в рюкзак, а разговор наш плавно перешёл в обычные «тёрки за жизнь». Я уже давно уяснил, что мои подчинённые живую беседу воспринимают лучше, чем чтение чего-нибудь печатного. А если с ними целенаправленно проводить что-то, похожее на нормальные политзанятия, они или вообще засыпают, или начинают думать о том, что было бы, если бы лето звалось зимой, а зима летом, как герой Войновича солдат Чонкин на тех же политзанятиях… Ну а армия, она вообще сродни деревне, где все всё и про всех знают. Поэтому послушать сплетни всегда полезно, особенно для человека, чья должность в прежние времена именовалась «замполит».