Пёс - Кирилл Рябов

«Я какой-то лузер», — подумал Игнатьев и достал сигареты. Чиркнул зажигалкой. К нему тут же подбежал работник в комбинезоне, смуглый и тощий, как ветка.

— Нельзя курить, нельзя, друг, — сказал он с сильным акцентом и замахал руками.

Игнатьев убрал сигареты, пнул этого чурку в мошонку и забрался в машину. Проехав пару кварталов, он достал смартфон и набрал номер Германа.

— Как прошло? — спросил тот.

— Плохо. Я ранен. Эта сука как кобра отбивалась.

— Но ты всё сделал?

— Сделал. Но не доделал. Надо пожёстче ею заняться.

— Ну, займись, — сказал Герман равнодушно.

— И мне нужна прибавка.

— Ладно, слушай, потом обсудим. Я сейчас занят немного.

— Потом ты забудешь.

— Хорошо. Разберёшься с этой бабой, получишь процент больше обычного.

— А ещё этот задрот, с мёртвой женой.

— Что с ним-то такое? — спросил Герман.

— Я сейчас поеду к нему. Какой смысл нам ждать? Надо его расшевелить. Ты сам сказал, он плохо отдупляет ситуацию.

— Ладно, смотри сам.

— Я его расшевелю, — сказал Игнатьев.

— Хорошо, хорошо. Отзвонись потом.

Они отключились одновременно. Герман бросил смартфон на кровать и погладил по голове сопящую Кристину.

— Ладно, всё, вставай, поворачивайся.

Она встала и повернулась.

Игнатьев притормозил у обочины и стал искать в смартфоне адрес Бобровского. Оказалось, он живёт рядом.

Бобровский зашёл в аптеку. От борща у него началась изжога. Он купил несколько пакетиков фосфалюгеля, один тут же надорвал, выдавил в рот и, морщась, проглотил. Захотелось пить. Бобровский наклонился к аптечному окошку и попросил стакан воды.

— Простите, у нас нет, — ответила фармацевт, симпатичная девушка, и натянуто улыбнулась.

— Ладно, — сказал Бобровский. И пробормотал: — Вы тут, наверно, от жажды умираете.

— Стойте! — окликнула девушка. — Мужчина!

— Да? Что?

— У вас сзади брюки порваны.

Бобровский заглянул через плечо, но ничего не смог увидеть. Он вышел на улицу. Духота стала совсем невыносимой. Мимо медленно прошла женщина с пустой детской коляской. Она покачивала коляску и что-то напевала. Бобровский достал мобильник и набрал номер тестя. Тот ответил после первого гудка. Голос был встревоженный.

— Да, Алексей, слушаю тебя, здравствуй.

— Добрый день, — сказал Бобровский. — У меня к вам небольшое дело.

— Да, что-то случилось? — Тесть затаил дыхание.

— Вы что-нибудь знаете про Настин кредит?

— Какой такой кредит, Алексей? Ты о чём?

— Мне вчера звонили коллекторы. Сегодня я встречался с одним из них. Настя взяла в банке кредит. Я про это был не в курсе.

Тесть молчал. Бобровскому почудилось, что старик с кем-то перешёптывается. С кем-то? С тёщей, конечно. А может, он просто сопел.

— Вы что-то знаете? — спросил Бобровский.

— Нет, — ответил тесть. — Нет, Алексей. Первый раз слышу. Уж если ты ничего не знал, то мы и подавно. Настя, Царство небесное, ничего не говорила.

— Ясно, — сказал Бобровский.

Женщина с коляской свернула за угол.

— Алексей, — позвал тесть.

— Да?

— Это жульё! Жульё тебе звонит. Вот что я думаю. Настя никогда не брала никакие кредиты. Она даже у нас деньги не брала.

— А вы давали?

— Ну, конечно! О чём ты? Постоянно. Ты в милицию обратись, — сказал тесть. — Это мошенники. Легко сказать, брала кредит, а где доказательства? У мёртвого-то не спросишь.

— Мне показали договор.

— Подделка, — сказал тесть. — Они что угодно на своих ксероксах напечатают, не отличишь.

— Понятно. Вы ничего не знаете. А кто может знать точно?

— Так если она тебе не сказала ничего. И нам не сказала. То уж вряд ли кому-то сказала. Алексей, напиши в милицию заявление. Вот что я думаю.

— Ладно, — сказал Бобровский.

— Как у тебя дела вообще? — спросил Валерий Кузьмич. Его, конечно, интересовало одно — не передумал ли зять освобождать квартиру по-хорошему.

— Изжога, — ответил Бобровский. — Все дела.

— Соды выпей, — успел сказать тесть.

Бобровский нажал кнопку отбоя, сунул телефон в карман и поплёлся по улице.

Валерий Кузьмич ещё некоторое время держал трубку у уха. Потом положил телефон на стол между тарелок. Они с женой как раз обедали. Ели гороховый суп с копчёностями на первое, рис с курицей на второе и чай с бубликами на третье.

— Чего он? — спросила Лариса Ивановна.

— Спрашивал про Настин кредит, — сказал Валерий Кузьмич.

— А ты?

— Ну ты же слышала. Откуда мне знать? Говорю же, жульё какое-то.

— Ты ему не говорил, что Настя у нас просила в долг?

— Нет. Да я и думать забыл про это.

— А квартира? — спросила Лариса Ивановна, жуя копчёности.

— Что квартира?

— Он ничего не сказал? Собирается съезжать?

— Ну мы же договорились. В конце недели съедет.

— Ох, не нравится мне это всё! Не к добру! Что-то он воду мутит. Вот сдаст сейчас квартиру чёрным каким-нибудь на год и свалит потихоньку с деньгами. А ты их выгони потом.

— Ну вряд ли, — сказал Валерий Кузьмич, глядя в тарелку. — Он-то? Он же лапоть. Тетёха. Кому он там сдаст? Нет, сомневаюсь.

— Надо было сразу гнать его, с милицией, — сказала Лариса Ивановна. — Чего мусолить.

— Не по-людски так сразу гнать, — ответил Валерий Кузьмич. — Всё-таки жена умерла. И он бездомный.

— Ай! — махнула рукой Лариса Ивановна.

— Чего ай?

— Они с Настей уже и не жили путём. Разошлись бы не сегодня-завтра. А квартира наша. Мы покупали.

— Мы покупали, — кивнул Валерий Кузьмич. — Помнишь, я Титову писал?

— Какому Титову?

— Космонавту Герману Титову.

— Да какому Герману Титову! Ты Леонову писал. Забыл, что ли?

— Разве?

— Ну. Вот маразматик-то!

— Я не маразматик, — ответил Валерий Кузьмич и отодвинул тарелку. — Упомнишь их всех.

— Ты знаешь что? — сказала Лариса Ивановна. — Позвони Никите. Пусть он поедет туда и проверит всё.

Никита был их сын. Брат Насти.