Четыре листа - Ли Жако

сжатыми зубами. Удовольствие проносится по моему позвоночнику, пока я двигаюсь своими губами вниз к её животу.

Ее рот приоткрывается, и тихие всхлипы вырываются в ночной воздух. Только слабые звуки звучат слишком отчетливо. Слишком реально.

Я открываю глаза, превращая их в щелочки, и картина, заменяющая мою фантазию, слишком нереальна. Сэм стоит у двери, прислонив голову к косяку. Костяшки пальцев побелели от того, насколько крепко она сжала ручку.

Она не двигается и стоит неподвижно, словно не уверена в том, что услышала всё правильно.

Мои внутренности начинают гудеть, когда я подумываю о том, чтобы испытать предел. Чтобы увидеть, что она будет делать, когда узнает без тени сомнения, что я сказал это.

— Саманта, — это пьянящий шёпот, но я знаю, она слышит меня.

Её рука отпускает ручку и медленно, ох, чертовски медленно, она поворачивается. Ее глаза скользят по полу, пока не переместятся вверх по моему телу и не остановятся на моем опущенном взгляде. Пар заполнил маленькую комнату, затуманив душ, но я знаю, что она может разглядеть, где моя рука и как быстро она движется.

Губы Сэм приоткрываются, её ресницы трепещут, когда мы встречаемся глазами. Отсюда, я могу увидеть, как сжимается её челюсть от охватывающего желания.

Она держится всего на секунду дольше, прежде чем ее глаза зажмуриваются, и она прикусывает губу так сильно, что я уверен, что из неё идёт кровь. Повернувшись, она хватается за ручку двери, но не собирается уходить, просто стоит. Как будто она ждет.

Ох, Бамби.

Удовольствие пробегает по моей спине, электричество прожигает мои конечности, когда наступает оргазм. Он пронзает меня, и мне приходится кусать поднятую руку, чтобы приглушить рев, сотрясающий мою грудь, в приглушенное рычание.

К тому времени, мои глаза находят Сэм: её лоб прижат к двери, а бедра крепко сжаты.

Меня снова это заводит, и за долю секунды я принимаю решение: просто блядь ждать.

Я толкаю двери душевой и беру полотенце, но в следующее мгновение, дверь в ванную открывается и Саманта, спотыкаясь, шепотом кидает «Прости» позади себя.

ГЛАВА 7

Саманта

Мне нужен алкоголь. Очень сильно нужен.

Я чуть ли не плюхаюсь на единственный пустой барный стул рядом с Томми. Бар снова начал заполняться, но, с учетом ночного парада, толпа всё ещё управляема.

Он и моя сестра вопросительно смотрят на меня, пока Уиллоу наконец-то ставит стопку передо мной.

— Что ж, как я понимаю, разговор прошел не очень хорошо?

Чувство вины в ее голосе настолько сильное, что мне почти хочется солгать и насладиться его редкостью. Но замешательство и шок, царящие в моем организме, — это уже больше, чем я могу вынести.

Она сильно наклоняет ладонь, уставившись на меня, из-за чего часть спиртного выливается из стопки. Я хватаю шот и быстро выпиваю его, наслаждаясь жжением, которое стекает в мой пищевод, сжигая любые слова, которые у меня были, чтобы объяснить, что, черт возьми, только что произошло.

Стакан немного отскакивает, когда я ставлю его обратно и киваю, чтобы налить еще.

— Знаете ли вы, что трилистник — это трехлистный клевер, и когда-то его называли «морской волк»? Это было священное растение, которое было визуальным…

— Изображением Святой Троицы. Да, мы знаем, — моя сестра снова наполняет рюмку, прежде чем перегнуться через прилавок. — В чем дело?

Я качаю головой так быстро, что перед глазами появляются маленькие точки.

— А как насчет того, что первый в истории парад в честь Дня Святого Патрика, проведенный в Америке, проходил прямо здесь, в Бостоне?

На этот раз Томми кивает и поднимает кружку с пивом.

— В 1737 году.

Уиллоу раздраженно выдыхает, но я игнорирую ее и опрокидываю второй шот.

— Вот почему мы назвали отель «Четыре листа». Наши родители подписали договор аренды в День Святого Патрика и подумали, что это их талисман на удачу.

— И это тоже. Но также они сказали, что покупка этого чертова места стоила им целого горшка золота, — Уиллоу обращается к Томми. — Не мог бы ты оставить нас на минуту?

Он поднимает руки и кивает.

— Мне всё равно пора идти к Джонни.

Она улыбается в благодарной улыбке, после чего сужает свой взгляд на мне.

— Саманта Райан, скажи мне что произошло. Ты… О боже мой, ты в порядке?

И только сейчас я понимаю, что я не ела ничего с завтрака. Который был больше девяти часов назад. У меня уже начала кружится голова, но я думаю, что это больше от работы на пустой желудок, чем от спиртного, который только что попал в мой кишечник.

— Ты ела до этого? — я мычу, толкая стопку указательным пальцем.

Она усмехается и указывает на одного из своих барменов. Его имя Клиен. Такое странное имя, хотя так же и уникальное. Я помню, он говорил, что оно немецкое, и, когда я искала его в интернете, я подумала, что это шутка: оно означает маленький. Он почти так же высок, как и Адриан, что означает, что мне нужно почти полностью откинуть голову назад…

Двойной щелчок пальцев моей сестры заставляет меня перестать смотреть на Клиена.

— Сэм, ответь мне.

Я дважды моргаю, мои брови нахмурены, пока я пытаюсь вспомнить то, о чём она меня спрашивала.

Уиллоу раздражённо вздыхает.

— Я спрашивала, что ты будешь есть, задница.

— Так, я определённо не хочу есть задницу, — я улыбаюсь, пытаясь поднять ей настроение. Но затем я вспоминаю песню, которую я когда-то слышала, в которой прославляла то, что хороший язык может сделать с задним проходом. — Что ж, я имею ввиду, не сейчас. Я бы предпочла что-то легко усваиваемое.

— Боже, — она, явно раздраженно, поворачивается к Клиену. — Круассан, пожалуйста. С маслом на гарнир.

— О, моё любимое, — я сажусь прямо. Мой рот уже наполнен слюной от одной только мысли об обещанной еде. — Даже не осознавала, сколько я сделала, ничего не кушая. Кстати, ты чего такая раздражительная?

— Потому что моя относительно прямолинейная сестра ведет себя как уклончивый болван, вместо того, чтобы столкнуться лицом к лицу со своим единственным страхом.

— Грубиянка, — бормочу я, проводя мизинцем по шероховатости барной стойки.

— Скажи мне, что произошло между тобой и Адрианом.

Смущение вспыхивает на моём лице, когда я слышу его имя, заставляя меня вспомнить, что он сделал. Что я сделала.

Мои ступни, просто блять, приросли к земле, когда он назвал моё имя. Я не могла не обернуться — увидеть остановится ли он, если будет знать, что я здесь. Но он не остановился.

Он продолжил, а я осталась. Я