Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара - Отар Маргания

Франция обладала в сравнении со своим грозным соседом одним важным преимуществом. Приток золота вздул цены в Испании. Впервые в мировой экономической истории произошло то, что впоследствии по разным причинам повторялось неоднократно: там, где больше денег, там выше темпы инфляции. А высокая инфляция сделала особенно привлекательным экспорт в Испанию разного рода товаров. Богатые гранды охотно скупали все, производимое остальной Европой.

Причем процесс перемещения товаров за Пиренеи усиливался еще и потому, что сама испанская экономика, которая во времена арабского господства была одной из лучших в Европе, теперь начинала хиреть. Высокая стоимость жизни снижала конкурентоспособность местного производителя, а высокая потребность короля в солдатах обусловливала отток людей из производственной сферы в армию. Настоящий испанец начинал бравировать своей воинской доблестью и одновременно ленью. Тяжкий труд теперь предназначался не для него, а для лишенного легкого доступа к деньгам француза, итальянца, англичанина, немца.

Товары отправлялись за Пиренеи, а деньги, соответственно, растекались из Испании по разным странам Европы. Эти деньги вполне могли использоваться для укрепления армии. Однако требовалось их каким-то образом мобилизовать на службу престолу. Требовалось не дать им уйти обратно за границу в уплату на всякие дурацкие безделушки. Именно эта логика породила меркантилистские представления о ценности для государства благородных металлов и о необходимости всяких протекционистских мер.

Великий германский стратег Карл фон Клаузевиц отмечал, что война есть продолжение политики иными средствами. Перефразируя это знаменитое выражение, можно сказать, что для меркантилистов экономика являлась продолжением войны с помощью средств, которые имеются в арсенале министра, управляющего хозяйственной системой, — налоги, субсидии, государственные инвестиции, таможенные пошлины, а также всякие нетарифные ограничения, с помощью которых можно вынудить частного предпринимателя действовать не в собственных интересах, а в интересах правительства. Задолго до Клаузевица Кольбер употребил выражение «война деньгами». Тем самым он лучше всего выразил суть эпохи, породившей меркантилизм.

За то время, когда Кольбер находился при власти, королевская казна существенным образом расширилась, а, самое главное, король получил возможность тратить больше денег на формирование армии и флота. С 1662 по 1671 г. доля военных расходов в бюджете выросла с 33 до 55%. По меркам современного государства всеобщего благоденствия тратить более половины бюджетных средств на войну — это ужас. Но по меркам того времени именно такого результата и следовало достигать умелым государственным деятелям.

По понятиям современной экономической науки международное разделение труда и мировая торговля являются важнейшим источником роста благосостояния всех участвующих в этих процессах наций. Но по понятиям, сложившимся в голове Кольбера, торговля между французами, испанцами, голландцами, англичанами и т.д. была игрой с нулевой суммой. Все то, что выигрывали одни, проигрывали другие. Все денежные средства, которые доставались Людовику XIV, не доставались его потенциальным противникам. И это вполне могло считаться успехом.

Людовик должен был бы непрерывно благословлять Кольбера, поскольку именно его политика позволила монарху превратиться в «короля-солнце». Но, увы, придворная жизнь — это тоже игра с нулевой суммой. К началу 70-х гг. наш герой потерял свое былое влияние. Все чаще поговаривали о том, что он запирается у себя в кабинете, никого не принимает и находится в удрученном состоянии духа.

Скончался Кольбер в 1683 г. от камней в почках. Хоронили великого практика меркантилизма ночью, тайком, под военной охраной. Народ считал его инициатором новых тяжелых налогов, а потому во избежание надругательств тело усопшего лучше было людям не показывать.

Кольбер являлся главной и самой яркой фигурой эпохи меркантилизма, но наиболее радикальным реформатором той эпохи оказался не он, а прусский король Фридрих Вильгельм I. Франция ведь была великой державой и до Кольбера, хотя, надо признать, этот реформатор создал серьезный экономический базис для расширения военной экспансии при Людовике XIV. Пруссия же до Фридриха Вильгельма I оставалась сравнительно мелким центральноевропейским государством, входившим наряду с разного рода герцогствами и курфюршествами в состав империи Габсбургов. Наш герой так сумел преобразовать прусскую хозяйственную систему, что его сын Фридрих II, прозванный Великим, мог вести длительные войны и даже одерживать впечатляющие победы над Империей.

* * *

Фридрих Вильгельм из династии Гогенцоллернов появился на свет через пять лет после смерти Кольбера — в 1688 г. Наш герой был всего-навсего вторым прусским королем, поскольку до его отца — Фридриха I — Гогенцоллерны именовались лишь курфюрстами Бранденбурга. Даже среди немецких земель Пруссия и Бранденбург были к концу XVII века отнюдь не самыми влиятельными и не самыми богатыми. Никому бы тогда в голову не пришло, что именно убогий, провинциальный Берлин через пару столетий объединит германские земли в единое централизованное государство — одно из сильнейших в мире. Никому бы ни пришло в голову, что роскошные южно-германские центры силы, богатые торговые города на Рейне и энергичные североморцы из Ганзы смирятся пред мощью аграрного юнкерского королевства Гогенцоллернов.

И все же это произошло. Фридрих Вильгельм I сумел сконцентрировать в своих руках столь крупные денежные суммы, что прусская армия стала непрерывно расти. Знаменитый германский милитаризм стал следствием не столько воинственного германского духа (вряд ли немцы более воинственны, чем французы, испанцы или русские), сколько активно примененной меркантилистской политики, влияние которой чувствовалось и через много лет после смерти Фридриха Вильгельма.

Если для Кольбера стимулом к осуществлению меркантилистских экономических преобразований являлось противостояние с Испанией, обладавшей американским золотом, то для Фридриха Вильгельма стимулом становилось быстрое укрепление соседней Франции, которая начинала угрожать германским государствам. Таким образом, можно сказать, что Кольбер как бы передал эстафетную реформаторскую палочку своему восточному соседу, и тот вынужден был с удвоенной силой взяться за накопление ресурсов и за развитие промышленности.

Распространенное представление о том, что великие люди должны быть одновременно еще и людьми приятными, развеивается полностью при изучении биографии Фридриха Вильгельма I. Этот король был приятен отнюдь не для всех своих современников. Можно даже сказать, что для многих подданных он был весьма неприятен. И если уж совсем честно — сей Гогенцоллерн в быту оказывался зачастую порядочной скотиной. Это был человек малообразованный, маниакально ненавидящий все французское, растолстевший от обжорства до безобразия и, наконец, жадный до неприличия. Король тиранил свою семью, поколачивал подданных, обожал халяву, но сам при этом страшно боялся, что кто-нибудь без веских на то оснований урвет у него хоть один грош.