Русский легион Царьграда - Сергей Нуртазин

– Водицы испить не желаешь ли, молодец?

Мечеслав, не сразу понявший, что обращаются к нему, поднял голову и увидел девушку в темно-зеленом сарафане, одетом поверх белой длиннополой рубахи из домотканого холста. Такого же цвета, что и сарафан, очелье венчало ее голову. Конец перекинутой на грудь тугой русой косы, в которую были вплетены разноцветные ленты, украшал треугольный косник. Темно-голубые, почти синие глаза излучали необыкновенный внутренний свет, и в глазах ее Мечеслав прочел извечную материнскую жалость женщины к ослабевшему от ран мужчине. Стыдным жаром опалило ему лицо. Неужели он так плох на сторонний погляд? Мечеслав начал суетливо подниматься с земли, она улыбнулась, теплой ладонью легонько придавила ему плечо, сказала:

– Сиди уж, сиди… Пить будешь ли, нет?

Никогда доселе не видывал Мечеслав такой красоты. Там, в его разоренном селище, девки были иные. Были и краше, да только в этой пригрезилось ему что-то такое, что задело сердце. Неужели богам было угодно, что отец не успел найти ему невесту из другого рода, может, вот она, судьба его?

Мечеслав немо взял из ее рук корец, жадно стал пить.

– Здравствуй, Рада! Как поживаешь? – раздался голос подошедшего к ним Орма.

– Будь здрав, Орм! – слегка смутившись, ответила девушка. – Пришла я с подругами и женками за ранеными присмотреть.

– Вижу, ты брата моего младшего, Мечеслава, водой напоила.

– Да уж напоила, а не разумею, может ли он хоть слово молвить?

– Может, Рада, может, да еще и тебя перемолвит! – ответил, улыбаясь, Орм. – Здоровы ли бабушка и Лычко?

– Бабушка жива, здорова, а Лычко просил, чтобы ты проведал его да про поход в земли радимические рассказал.

– Проведаю. Передавай им поклон.

– Передам.

Рада попрощалась и легкой походкой направилась к повозкам, на которых везли тяжело раненных ратников. Мужчины глядели ей вслед.

– Хороша дева, – сказал Орм, – да судьба у нее тяжкая. Родители изошли, остались бабка да брат хворый. Его на лову медведь поломал, с той поры и не встает, а было время, на ятвягов вместе с ним ходили. Вот судьба, а? Чтоб бабку и брата прокормить, Рада заключила ряд с купцом Будилой, пошла к нему в челядь. Челядинка – не раба, купец, видать, забыл об этом, стал домогаться ее, и Рада пожалилась мне. Встретил я Будилу, пригрозил, что сначала голову снесу ему за сестру своего ратника, затем доложу князю о содеянном, а каков будет княжой гнев на мне, и будет ли ему, Будиле, уж не узнать… Да-а… Нам пора!

– Мне бы сестру отыскать.

– Быстрый ты у меня… Киев велик, такие дела, как наши, тут в один день не делаются. Нынче не выйдет у нас ничего. Но я времени зря не терял, кое с кем уже переговорил. Если повезет, завтра первые весточки получим и о твоей сестре, и о моей.

– А об отце?

– И об отце, – ответил Орм без прежней уверенности в голосе. Глянул на поникшего Мечеслава, сказал строго: – Не забывай, он – воин!

Перед ними, словно из-под земли, вырос обозный Жданок. Переминаясь с ноги на ногу, напомнил:

– Насчет возка и лошади спросить хотел. Без твоего, господин, последнего слова взять не решаюся.

– Слова своего не меняю. Бери. Заслужил.

Жданок поклонился.

– Это я тебе, дядя Жданок, кланяться должен за заботу твою обо мне, – сказал Мечеслав. – Забудь, если обидел чем.

– Да чего уж там…

Жданок подошел к повозке и, взяв лошадь под уздцы, не спеша направился восвояси.

* * *

Назавтра, утром, Орм пришел в молодечную, где обосновался Мечеслав.

– Вижу, в баньке помылся, добро. – Подал новую рубаху, порты и широкий кожаный пояс. – Вчера бы нам эту куплю сообразить, да не спопашились… Облачайся, пойдем остатнюю сряду тебе справлять, это не дело – по княжой молодечной в радимических поршнях шаркать. Ребятки, поди, посмеивались?

– Да кто как… По уму, – с полным безразличием ответил Мечеслав. – Кто понимал, что в поршнях мне, раненому, легче дотопать до Киева, чем в сапогах, тот помалкивал.

– Взрослеешь, – сказал Орм одобрительно.

Они достигли торжища; сперва наведались на невольничий рынок, затем пошли по рядам. Здесь все гомонило, шумело, кричало, со всех сторон доносилась речь иноземная и своя, племен славянских: тягучая и быстрая, окающая и акающая, прицокивающая и шипящая чуть ли не в каждом слове. Мечеслав, напрягая слух, все-таки понимал всех. Скоморохи, дурачась и танцуя, играли на сопелях, рожках, свирелях, били в бубны. Перекрывая весь этот шум, торговцы зазывали покупателей на все голоса.

– Меды, меды вятские, люди добрые! – кричал широколицый вятич.

– Эй, кон быры́, корош кон! – говорил толстый номад, предлагая коня светловолосому чудину.

– Рыба! Рыба!

– Мечи франкские! Кольчуги крепкие!

– Эй, народ? не зевай, подходи, покупай!

Шумело, бурлило торжище киевское, и средь этого бурлящего людского моря шли Мечеслав с Ормом. Они подходили к купцам, рядились, покупали и шли дальше. Орм иногда отходил куда-то, с кем-то разговаривал, Мечеслав боялся потеряться и ожидал его, не сходя с места. Орм возвращался, и они продолжали свой путь. И вот, когда приобрели все, что надобно было для жизни в лето и зиму, и собрались покинуть торжище, Орм остановил Мечеслава.

– Погодь, лопоть мы тебе справили, да кое-что подзабыли.

Подошел к торговцу оружием. Вернулся, снял с пояса Мечеслава его старенький нож, который отдал ему еще в обозе, сказал:

– Его не должно быть меж нами. На нем и в нем – наш гнев и наша злоба друг на друга. Прими от меня новый. От чистого сердца.

И подал ему нож в широких ножнах, украшенных медными бляшками и фигурками. Это был даже не нож, а малый засапожный меч, которым можно было оборониться и от копья, и от боевого меча. Мечеслав с восхищением оглядывал широкое лезвие, блестевшее на солнце, и рукоять из рыбьего зуба, выполненную в виде готовящегося к прыжку зверя-пардуса. Рукоять влегла в правую руку удобно, как в родную. Мечеслав, вспомнив тряпицу, которой была обвязана левая Ормова рука, мгновенно надрезал себе левую ладонь, кровь закапала на землю.

– Пусть и у меня будет рана, чтоб не держал ты на меня зла-обиды.

Орм выхватил нож у Мечеслава и, сделав себе такой же надрез, приложил свою рану к ране Мечеслава.

– Кровь наша соединилась. Отныне мы с тобой кровные братья, – сказал Орм и обнял Мечеслава.

Когда они шли с торжища, а нанятая таратайка с покупками, влекомая ледащей лошаденкой, плелась за ними, Мечеслав сказал:

– Орм, совестно мне, немало кун потратил ты, чтобы обрядить меня. Чем отплачу?

– Ты разве мне не брат? Не лишай меня радости позаботиться о тебе, раз уж я не смог и не успел ничего сделать для брата Грани. И что куны? Что серебро? Что злато? Ноне они есть, а завтре их нет, как и жизни у воина.