Колибри - Кати Хиеккапелто

Она привычно заполнила извещения о вызове на допрос, распечатала их и подписала, вложила в конверты и оставила в ящике для исходящей почты. Семья Челкин получит извещения уже завтра. Сари посмотрела на часы. Прошло полчаса. Она отправила в полицейский участок города Вантаа просьбу в ближайшее время выйти на связь: ей хотелось лично побеседовать с патрульными, которые были в квартире дядюшки и тетушки Бихар и видели всю ситуацию своими глазами. Кроме того, стоило переговорить лично с теми полицейскими, которые ходили на вызов в квартиру, где находилась девушка. Скорее всего, Эско уже все это сделал, но всегда лучше иметь свое собственное представление о ходе вещей. Сари всегда с трудом удавалось представить себе общую картину только на основании прочтенных отчетов, что, кстати, несколько мешало ее карьере. «Моя слабость, – подумала она. – Моя маленькая слабость, но кто из нас идеален?» Она опять посмотрела на часы. Скоро будет пора уходить. Няня, какой бы находкой она ни была, занервничает, а этого хотелось бы избежать. Отказываться от находок резона нет.

Сари решила поработать дома, как только уложит детей спать; возможно, получится найти прецеденты дел о насилии на почве чести. Это понятие вроде как смутно знакомо по случайным новостям из Швеции, но не более того. Она выключила компьютер и быстро разложила бумаги по двум стопкам – необработанные и для архива. Обе подождут до утра.

«Бедная Анна, – подумала она, закрывая за собой дверь участка и направляясь к автостоянке. – Не самое приятное начало карьеры следователя». Потом она позвонила домой:

– Задержусь еще на десять минут. Давай я в пятницу отпущу тебя на полтора часа раньше?

Каково это – явиться на опознание тела собственной дочери?

Этот вопрос подступил неожиданно, когда Анна натягивала в прихожей тренировочный костюм. Поздно. Тело кажется уставшим и неловким. Мысли крутятся в голове, словно маленькие дети в машине после долгой дороги. Опять та самая ситуация: это подступает в моменты слабости, впивается ржавыми крючьями и вытаскивает на поверхность все болезненные воспоминания, которые как будто уже забыты и похоронены навсегда, но которые навечно застряли в закоулках памяти и пребывают с тобой с утра до вечера, из года в год, переезжая из одной квартиры в другую, и никак не хотят отпускать.

Анна потерла глаза, преграждая путь слезам: среди красных точек на сетчатке она увидела ребенка, изнасилованного и искалеченного двуглавым орлом. Это могла быть она, мог быть кто угодно.

Со временем приступы делались все реже. «Панический синдром», – сказала школьная медработница, когда Анна училась в лицее, и посоветовала обратиться к врачу и попринимать какие-нибудь препараты, но Анна не могла вынести и мысли о пилюлях, которые повлияли бы на ее сознание. Вместо этого она начала тренироваться для ежегодного марафона. Сейчас она даже не могла вспомнить, когда в последний раз у нее был такой приступ. Наверное, когда она разорвала отношения, длившиеся целый год, – самые долгие и самые серьезные. Он был полицейским, приятным и вполне себе разумным, одно слово – хороший человек, но у него была одна проблема: он хотел жениться и завести детей. И хотя именно Анна была стороной, пожелавшей разойтись, это ударило ее неожиданно больно. Она даже на какое-то время утратила над собой контроль. Но это тоже была давняя история.

Лежа на полу прихожей, Анна смотрела на горящую лампочку светильника, чтобы та ослепила ее и прогнала орла. Так она провела минут десять, пока не успокоилась. «Не помогает, не помогает, не помогает», – твердила она про себя. Ведь кто-то был готов убить своего ребенка, как этот Пейдар Челкин, и в этом было нечто куда более ужасное, чем просто смерть, нечто чернее черного. На секунду Анна попыталась представить себе, что могло произойти с курдской девочкой, потом с трудом поднялась, села (сил никаких не было), надела кроссовки, выбежала из подъезда на улицу и потрусила в сторону беговой дорожки. Как всегда, как недавно Рийкка. «Маленькая победа», – подумала она.

Криминалисты и судмедэксперт закончили работать на месте происшествия, и тело девушки отвезли в отделение судебно-медицинской экспертизы. Там уже ожидали Юхани и Ирмели Раутио. Родители тут же опознали свою дочь. Анна увидела, как это их подкосило, поломало на всю жизнь. Юхани Раутио разрыдался, и Анна уже не смогла сдерживать слез. Ирмели замолчала и погрузилась в апатию: бесстрастно смотрела на свою дочь, лежащую без головы на столе морга, гладила ее руку – без слов, без слез. Анна обняла Ирмели и хотела сказать ей что-нибудь утешительное, но не сумела. Так мать и стояла – холодная и бесчувственная, как камень, в ее объятиях, и все это казалась таким знакомым, что Анне стало плохо.

Анна направилась привычным маршрутом по дворам многоэтажек в сторону небольшого леска, окружавшего жилой район, где шла дорожка, по которой она бегала, пока ее одногодки с пивком в руках продирались от одной проблемы к другой – уходили от старых к новым. Как же мама радовалась и гордилась тем, что Анна, несмотря на бурление подросткового возраста и социальные проблемы, не втянулась в наркотики, а целенаправленно и всерьез занялась спортом! Но сама Анна уже тогда знала, что была не лучше других.

Уходить от прошлого можно по-разному.

Анна нырнула в темные объятия деревьев. Лес был сумрачный, но ее глаза быстро привыкли к нему. Впереди извивалась светлая опилочная дорожка.

И тут ей стало страшно. Она вдруг представила, как кто-то наблюдает за ней из-за деревьев, следит за ней в оптический прицел охотничьего ружья. Из кустарника послышался хруст. Казалось, лес напрягся до невозможности, словно готовясь к выстрелу. Потом – звук приближающихся сзади шагов. Анна сбавила скорость, напряглась в ожидании нападения, обернулась через плечо: темная фигура была уже совсем рядом – невысокая, крепко сложенная женщина в черном тренировочном костюме. Она поздоровалась с Анной кивком головы, улыбнулась и пронеслась мимо.

«Bolond!»[6] – ругнула себя Анна. Ну что за идиотская мания преследования! Сейчас не время давать волю воображению! Ты бегала здесь и раньше, бегала в ноябрьской темноте, бегала подростком, не обладая никакими навыками самообороны и ничего не боясь. Бормоча это себе под нос, Анна ускорилась до предела своих возможностей, пробежала пять минут с максимальной скоростью, затем сбавила темп и – еще четверть часа. С такими интервалами она бегала час, превозмогая усталость и убивая в себе страх.

Она думала: «Может, Рийкка пыталась сделать то же самое? А что, если и она боялась, почувствовала что-то за мгновение до своей гибели?»

Дома, приняв душ, она включила трек AGF «Lonely Warriors» и погрузилась в завораживающий и необъяснимый мир звуков, рожденный сочетанием компьютера и человеческого голоса. Анна лежала, вытянувшись на диване, с мокрой головой, завернувшись в полотенце, словно одинокий солдат вечером в блиндаже, все товарищи которого погибли. Она чувствовала, что одна на этом фронте, одна во всей Вселенной.

Анна вспоминала свою службу в армии. Она стала для нее своего рода пробуждением, обнаружением пути, открытием двери и закрытием ее, потому что именно в армии она поняла, что остается в Финляндии. Это было не осознанным решением, но неизбежностью.