Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт

нанесла – в тот же момент силовое поле призрака отбросило меня назад. Я упала на влажную землю и больно прикусила губу. Во рту появился привкус крови. Голова закружилась.

– Ладно, Джес-си-ка… Вижу, ты соскучилась по мамочке! Что ж, отправлю тебя к ней.

Кевин двинулся ко мне.

Папа бросился ему наперерез, швыряя в него пригоршни соли, но она больше на него не действовала. Стенбейк расхохотался, выставив руку вперед, он поднял папу в воздух. У меня не было сил встать – кажется, при падении я ушибла ребра. Больно было даже сделать вдох. Лицо отца посинело, я зарыдала:

– Нет, нет, нет, пожалуйста!

– Сдохни… – зашипел Стенбейк.

– Сегодня сдохнешь только ты! – услышала я возглас миссис Уотсон.

Опираясь на плечо Генри, она стояла над могилой, держа в руках горящую спичку. Секунда – и спичка полетела в яму. Пламя вспыхнуло сразу. Папа рухнул на землю, и я подползла к нему, похлопала его по щекам. Он посмотрел на меня, а затем на огонь, пылавший в могиле.

Стенбейк визжал так громко, что у меня заложило уши. Он бросился к Сесилии, становясь прозрачнее, но все еще не теряя своей силы, и тогда она швырнула в огонь последнее, что связывало его с этим миром – их фотографию. Огонь охватил плотную бумагу, призрак вспыхнул вместе с ним… и превратился в пепел.

* * *

– Кольцо теперь точно никто не найдет? – спросила я, положив голову на плечо Генри. Ребра все еще болели, и я потерла ушибленное место.

Папа с бабушкой Генри решили закопать перстень вместе с Кевином Стенбейком, после того как сожгли его останки. Сесилия сказала, что так кольцо больше никому не принесет вреда, а Кевин точно не вернется.

Мы с Генри сидели на крыльце нашего дома и держались за руки. Небо вдалеке порозовело, а по пустынным улицам кружили кленовые листья. Гирлянды и фонари Джека все еще горели на верандах соседских домов, но празднование Хэллоуина в Ошкоше подошло к концу.

Сесилия и папа пили кофе на кухне, негромко о чем-то разговаривая. По пути с кладбища она пообещала помочь привести наш дом в порядок после ночного погрома. Кажется, они с моим отцом неплохо поладили.

Мы с ним тоже почувствовали особую связь, пережив ночной кошмар. Теперь я точно знала: вместе мы сможем пройти через что угодно. Я так и не забрала у папы мамину цепочку, пусть теперь этот талисман оберегает его.

Генри отвлек меня от раздумий.

– Не думаю, что кто-то полезет в могилу Кевина Стенбейка. Сумасшедшие здесь только мы, – усмехнулся он. На лбу у него белел большой пластырь.

Генри рисовал пальцем узоры в пыли. Воздух постепенно начинал теплеть, предвещая скорое наступление утра.

– Вы теперь переедете? – спросил Генри.

– Не знаю, – пожала я плечами. – А ты будешь скучать?

– Конечно, Милуоки! Если переедешь, никто не станет тебя так называть.

– По-твоему, это должно меня обрадовать? – я подняла бровь.

– Джесс, только подумай: тогда все будут называть тебя «Ошкош».

– Дурак! – я пихнула его локтем в бок.

Генри смотрел на меня. Его пшеничные волосы, развевающиеся на ветру, казались такими мягкими, что хотелось запустить в них пальцы. Он заметил, что я его разглядываю, и усмехнулся. Я перевела взгляд на его губы и смутилась. Разве об этом полагается думать после сражения с призраком, который едва тебя не прикончил?

– Как тебе кажется, только в самых глупых ужастиках главные герои в конце целуются? – Генри смешно пошевелил бровями.

– Думаю, те, кто выжил после нападения призрака, имеют право на ма-а-ленький…

– Совсем крохотный… – подхватил Генри.

Слово «поцелуй» так и не прозвучало. Генри мягко коснулся своими губами моих. Его щеки порозовели. Он отстранился, и ослепительно улыбнулся мне. Рассветное солнце отражалось в его глазах.

Александрия Рихтер

Встретимся 31-го октября

I. Кнопка спуска

Открываю глаза.

Я смотрю на Агату, на ее бледное кукольное, будто фарфоровое лицо с едва уловимым оттенком синевы, и чувствую, что еще немного, и меня вывернет тыквенным пирогом, который я съел на ужин.

Ее веки сомкнуты, выглядит она расслабленно, будто прилегла отдохнуть после трудного дня и мгновенно провалилась в сон. Но по широкому уродливому порезу на шее, по запекшейся темной крови, запачкавшей ее лимонное платье, по отсутствию дыхания, в конце концов, я понимаю, что это не так. Совсем не так.

Пол уходит из-под ног, я часто моргаю, пытаюсь прогнать наваждение.

Она… она что, умерла?!

– Конечно, умерла, глупый, – словно в ответ на мои мысли глубокий мужской голос раздается прямо над моим ухом. Знакомый голос. – И ты скоро умрешь. Вы все скоро умрете!.. Ха-ха-ха!

Раскатистый смех будто забирается под мою рубашку, тело пронизывает могильный холод. Мне становится страшно. Не в силах пошевелиться, я хриплю:

– К-кто ты?..

– Ты все узнаешь… – продолжает смеяться голос. – Скоро мы встретимся, и ты все узнаешь!.. Все узнаешь…

Я закрываю глаза и шепчу заклинание быстрого пробуждения: «Я меняю сон на явь! Демонов всех отогнав, открываю я глаза, свет да оградит меня… Я меняю сон на явь!»

Голос умолкает.

Я открываю глаза, но тело Агаты продолжает парить передо мной, будто кто-то подвесил ее за нитки, как марионетку. Заклинание не подействовало, я все еще нахожусь в кошмаре.

«Только если это и правда сон, а не реальность», – замечает внутренний голос. Сегодня у меня в голове так много голосов… Но этот хотя бы мой. Надеюсь, что мой.

Не хочу думать о том, что, возможно, я по-прежнему внутри жуткого сна. Собираюсь снова прочитать заклинание, и вдруг в руках у меня появляется… фотоаппарат! Пальцы прикасаются к шершавой поверхности, ощупывают причудливые формы… Да это же Polaroid?

Подношу его к лицу. «Черт побери, зачем мне во сне Polaroid?» — возмущенно недоумеваю я, но в то же время с любопытством провожу пальцем по серебряным символам, выгравированным на корпусе. Верчу фотоаппарат, разглядываю со всех сторон. Мое лицо на миг отражается в мутном фотообъективе, и какая-то сила заставляет мои пальцы перебраться ближе к кнопке спуска. Я обязан сделать снимок.

Я должен. Я хочу этого. Я был рожден для этого.

– Не смей!

Когда-то изумрудные, а теперь совершенно белые глаза Агаты (серьезно, даже зрачков не видно!) оказываются напротив моих. Она слишком близко, и в другой ситуации я бы обрадовался, но не сейчас, когда от запаха железа тяжело не только дышать, но и думать. Она открывает рот,