Хроника Страны Мечты. Книга 5. Краткая история тьмы - Эдуард Веркин

— Я тебе предлагал машину, — Зимин наконец привязал обои и стал натягивать перчатки. — Ты же сама на права не сдала, я тебя предупреждал, что надо заниматься…

Она постучала по голове, получился деревянный звук. А потом постучала Зимина, звук получился примерно такой же.

— Буратинизируюсь, — пояснила она. — Беру с тебя пример. Вот, хотела обои человеческие, и то не получилось. Все как то так, брат Кукушкин.

— Да ладно, — зевнул Зимин. — Делов то. Подумаешь, обои не те…

— Зимин, я от тебя устала, — сказала Пара и стала застегивать куртку.

Туча зацепилась за скалу и ползла, ползла, растягивая пузо, потом, конечно, лопнула, и на землю посыпался снег. Не снег какой то, а мелкий град, похожий на пенопластовый порошок, только если бы его накрошили из бетона, он сыпал и сыпал, и кусты роз на фоне белого алели как будто ярче. Красное на белом.

Перец зевнул и посмотрел на небо.

— Давай скорей, — сказал он. — Погода портится, снег пойдет, уши отмерзнут, потом не приконопатишь. Давай уже, или передумал?

— Не передумал.

Безымянный взял палицу, перекинул из руки в руку, Перец поморщился, высморкался в кулак.

— Да брось ты эту дубину, — сказал он. — Дубина какая то, топоры, алебарды, меня сейчас стошнит помидорами. Ты еще пистолеты свои достань.

— Это револьверы, — поправил Безымянный.

— Револьверы, пистолеты, мне все равно. Пришло время разобраться, а ты тянешь.

Перец вытащил меч из ножен, он блеснул ослепительно, солнечные зайчики прыгнули по сторонам, хотя и снег, хотя и розы.

— Винтовки, морозы, и розы

Завяли, прекрасны,

Но все же

Я больше люблю паровозы! —

Продекламировал Перец и продолжил: — Говорят, что если быстро над головой вертеть, то не промокнешь. Я с дождем проверял — ничего не получилось, теперь вот со снегом попробую.

Он принялся быстро–быстро вертеть мечом над головой, меч свистел, разрубал снежную материю, но все равно на голову Перцу понападало, да и в волосах позастревало снежного пшена.

— Вранье, — заключил Перец и приставил клинок к горлу Безымянного. — Так я и знал. И снег тоже ненастоящий… А как тебя зовут то вообще?

— Какая тебе разница?

— Большая. — Перец перестал вертеть мечом. — Столько лет знакомы, а все имени не знаю — неприлично, понимаешь ли. И потом, я с кем попало не дерусь. Я все таки благородный рыцарь, защитник страждущих и прочая–прочая, мне не пристало.

Безымянный пожал плечами равнодушно.

— Так как зовут то? Ахиллес? Роланд? Как там у классика: «как ныне сбирается пеший Роланд отмстить бестолковым гусарам…» Да, сейчас так не умеют… Роланд? А нет, извини, конечно, ты у нас Вайатт Эрп, мегастрелок, как же, помню. Но я с тобой на пистолетах не собираюсь, ты меня пристрелишь, ты же мастер. Это нечестно. К тому же это ты меня вызвал, а не наоборот.

Перец почесал лезвием подбородок, щелкнул себя пальцем по уху.

— А значит, я, как оскорбленный, могу выбирать оружие. И я выбираю…

Перец задумался.

— Хочется соргинальничать, конечно, сказать, что будем биться на коромыслах…

— Хватит кривляться, — попросил Безымянный. — Время.

— Время — это отрыжка материи, не нам им укоряться. Но напоминаю — мне, как человеку благородному, не пристало биться со всякой безымянной сволочью…

— Повторяешься, давай к делу.

— Ладно, давай. Давай обойдемся без чинов, сделаю для тебя исключение. Я выбираю томагавки. Это нейтральное оружие, им мы пользуемся одинаково плохо, шансы уравняются. Как?

— Согласен, — кивнул Безымянный.

— Тогда начинаем. Я пойду вон в тот конец, а ты жди тут, пока я тебя убью. Хотя нет, видишь то дерево? Возле него и сойдемся. Итак, ты готов?

— Да…

Безымянный упал в мох. Метров с трех высоты. Вот только что он стоял под снегом и беседовал среди камней, и вот вдруг упал в мох, безо всякого перехода, с трех метров. Оказался в лесу, недалеко от толстого узловатого дерева, на ветвях которого покачивались на ветру красные ленты, отчего дерево выглядело совсем как живое.

Он тут же вскочил и выхватил томагавки.

Он стоял в лесу, в роще с редкими ровными деревьями, ронявшими красные и желтые листья. Лес.

Безымянный закрыл глаза и стал слушать, и резко уклонился в сторону, и через миг в том месте, где только что была его голова, просвистел украшенный бисером индейский топорик. Безымянный остался стоять. Топорик воткнулся в дерево, вошел глубоко, почти всем лезвием. Так.

Безымянный не торопился. Потому что он знал — Перец хитер, и, скорее всего, этот топор всего лишь приманка.

— Молодец, — сказал Перец и выступил из за недалекого дерева. — Впрочем, я и не думал, что все будет легко. Ап!

Он шагнул к Безымянному.

— Поединок, — сказал он. — Поединок, что может быть лучше? Вся мировая культура построена на схватке, дерутся все…

Он неожиданно возник в метре от Безымянного и сразу нанес удар, хитрый и практически неотразимый — снизу. Но Безымянный остановил его с легкостью, перехватив топориком в левой руке, и тут же ответил своим ударом в голову, справа. Перец уклонился, отскочил метра на два.

— Неплохо, — сказал он. — Неплохо, однако, понеслась?

— Понеслась.

Они сошлись снова, и это было быстро, топоры, ножи, руки мелькали, бойцы смещались, отпрыгивали, уклонялись, лязгала сталь, зубы скрипели. Не останавливались и не делали перерывов, быстро и беспощадно, и вдруг замерли, оба, в метре друг напротив друга.

У Безымянного остался уже один томагавк, в правой руке.

А по щеке у Перца широкой полосой текла кровь.

— Однако, — сказал он и потрогал себя за щеку. — Ты, дружок, отрубил мне ухо. Во всяком случае, половину точно.

— Бывает, — улыбнулся Безымянный. — Ну, у тебя же осталось еще одно.

— Куда то сюда упало, — Перец поглядел под ноги. — Ладно, потом найду. Вряд ли кто нибудь его сожрет, как думаешь?

— Вряд ли, — согласился Безымянный. — Тебя еще жрать, подавишься.

— Может, какие нибудь лоси… Или бобры. Или они не жрут… Ладно, продолжим.

Они продолжили. Сталь, лязг, скрежет. Выпады, уклонения, выпады, уклонения. И через несколько минут стало ясно, что Безымянный сдает.

Он стал двигаться медленнее, и тяжелее дышал, и отражал атаки уже не так уверенно. Это придало Перцу сил, он нападал все яростнее, удары стали мощнее, и с каждым из них Безымянный отступал и чуть приседал.