Долгая дорога к маме - Михаил Константинович Зарубин

Тишина.

Все темно.

Очнулся: холодный воздух вокруг меня, я закутан в платки и шаль. Мама на руках несет меня, она бежит по улице, я слышу ее учащенное дыхание. В больнице опять провал, словно включают и выключают свет. Домой я вернулся через неделю. Снова среди своих, все радуются мне. На груди и подмышкой осталась память, вечная, на всю жизнь. Память о детстве, о голодном и бедном. Телогрейка, шапка с чужой головы, подшитые по нескольку раз валенки. Когда дети вырастали, все аккуратно складывалось для следующей смены.

После полета «на печку» случился еще более страшный полет.

Теплый летний день. Сестры идут на Илим за водой. Я знаю, они будут купаться. Мне тоже хочется купаться. Одному мне не разрешают заходить в воду, я еще не умею плавать. Сестры не хотят, чтобы я шел вместе с ними, видимо, не желают возиться, они отгоняют меня, заставляя идти домой. Я не слушаюсь, ковыляю босиком чуть поодаль. Вдруг какая-то темная неведомая сила стремительно отрывает меня от земли и кидает в небо. Я лечу к солнцу, словно мяч. Этот полет, сопровождаемый невыносимой болью, мне кажется вечностью, но все-таки он заканчивается. Прямо с небес я падаю на землю. Яркий солнечный день мгновенно превращается в ночь. Темно, и ни звука вокруг.

Очнулся на руках у мамы. Она целует меня, прижимая к себе. Слезы капают на мое лицо, я увертываюсь от них, прижимаюсь к ее груди. Мне больно, боль во всем теле, меня спрашивают, где болит, но я молчу, ничего не могу сказать. Бодучую корову уже загнали за изгородь, обломав об нее жердину, причем хозяин ревниво следил, чтобы животное ненароком не покалечили. Очень понятная крестьянская психология.

Я снова провалялся в больнице несколько недель. Мне нравилось здесь: лежу на чистой кровати, кормят неплохо и регулярно, я вместе с людьми.

Следы от рогов остались у меня надолго, но сейчас, когда скальпели хирургов прошли по моему телу уже несколько раз, найти их стало трудно. Да и зачем искать? Ясно одно: ничто не проходит бесследно, сегодняшние мои боли, возникающие неожиданно и днем, и ночью, могут быть отголосками тех самых злополучных «полетов».

…В десять лет для меня — новое испытание. Оказывается, моя фамилия вовсе не та, по которой все звали, а другая — Зарубин. Почему?

— Мама, расскажи об отце…

И слышу рассказ, и узнаю, что у меня много сводных сестер и братьев, я последний в этой длинной шеренге.

— Мама, почему они не с нами?

— Они уже взрослые, и я же им не мама.

— Как такое может быть? Мне ты мама, а им нет?

— В жизни может быть и не такое…

Позднее я встречал своих братьев и сестер, особого родства не почувствовал, видимо, кровь — не самое главное. А что главное? Совместная жизнь, радости и тревоги. Всегда быть готовым прийти на помощь, и, если надо, пожертвовать собой. Я рос, в общем-то, самостоятельно, старался быть взрослее, и каждый день, даже сам не понимая этого, учился у жизни: не врать маме, не совершать дурных поступков. Частенько я получал подзатыльники, иногда плакал, но не от боли, а от обиды. Всегда воевал с сестрами.

— Почему, — говорила мама, — ты делаешь это? Они ведь самые родные люди на всем белом свете.

На этот счет я был не согласен. Вот Володька Куклин или Ванька Качин, да даже Виталька Белобородов — роднее, они друзья, что надо.

Но относительно сестер мама оказалась права.

Мое детство закончилось семнадцатого июля шестидесятого года прошлого столетия. Мама умерла. Еще вчера было солнце, теплый свет голубых маминых глаз. Место под названием отчий дом, где всегда ждала меня доброта и чудесный мамин голос.

После смерти матери я узнал, что такое родные люди, которые на деле оказываются чужими. Многим родным не было до меня никакого дела, а чужие частенько помогали. Я был предоставлен сам себе и, конечно, как губка, впитывал «науку жизни». Все нужно было испытать, испробовать на себе. Однажды втроем мы забрались в вентиляционный ствол шахты — из любопытства. Сотни метров спускались вниз по металлическим скобам. Добрались до горизонтального штрека. Но как подняться наверх? Несколько часов ползли, помогая друг другу, отдыхали, привязываясь ремнями к скобам. Не передать, что испытали мы, поднявшись уже ночью наверх. До утра лежали на траве, никаких сил не было.

Случались забавы и пострашнее. Однако судьба была ко мне милостива: она не дала мне отправиться в «места, не столь отдаленные», не увлекла сомнительными предприятиями и не утащила в полуподвалы, где было весело, денежно, и пьяно. Наверное, того запаса жизненных сил, которым меня в дорогу снабдила мама, мне хватило. И удача помогла: вовремя уехал учиться. Через несколько лет, побывав в этом городке, узнал, что многие мои приятели-одноклассники давно кочуют по «зонам», а несколько человек сгорели заживо в «вагонзаке» при перевозке их по этапу. Сейчас я твердо знаю: мама с небес помогала мне, наставляла, сопровождала и берегла.

Поступив в техникум, я остался совсем один. Изредка сестры присылали переводы из своих скудных доходов, стипендия маленькая, чтобы прожить на нее. Потому с первых дней учебы я искал работу. Любую. Вскопать огород, разгрузить машину, перерабатывать металлолом. Все время хотелось есть — это мой юный организм просил пополнять его силы. Все было расписано, учеба, работа, короткий сон.

Очень рано я заболел болезнью, которую называют — любовь.

Не знаю, что это такое, но жить без этого человека я уже не мог, мне без него было плохо физически. Это как воздухом не дышать. Все кругом изменилось, жизнь стала прекрасной. Сорок пять лет мы с моей любимой Ниной вместе. Я испытал великое счастье быть отцом, дедом. Иной раз в разговорах я слышу, что любить столько лет невозможно, что большую часть жизни люди проводят друг с другом по привычке. Видимо, это не про нас. Даже один день разлуки я переношу тяжело. Мне нужно быть всегда рядом: видеть ее лицо, слышать ее голос, держать ее руку в своей руке.

Может быть, лучшее, что я создал в жизни — семья. И мне опять повезло, я так и не узнал страшного слова «теща». Меня встретила мама, так похожая на мою собственную мать. Мудрую и добрую, помогавшую и советом, и делом. Я и звал ее мама. Иногда мы говорим, рассказывая о своей жизни, что всего добивались сами: работали, учились, рожали детей. Лукавим. Ну как одновременно