Материнство - Шейла Хети

нет

Хочет ли он отсечь оптимизм, надежду и веру, чтобы мы, смирившись, попросили благословения?

да

Должна ли я попросить благословения, когда проснусь?

да.

Должна ли я попросить благословения во сне?

да.

Нужно ли мне представлять нож, когда я буду просить благословения?

да.

Должна ли я положить в спальне настоящий нож?

да

Когда Майлз спросит, зачем мне в спальне нож, должна ли я ответить общими словами, не вдаваясь в детали?

да

Сойдет любой из этих двух ножей. Взять нож справа?

да

Это место подойдет? Я смогу запросто увидеть его с кровати, когда проснусь.

нет

Положить сюда?

да

Так лучше?

да

Мне сфотографировать его у окна? Может, будет еще лучше?

да

Так?

нет

Возле зеркала?

да

* * *

Первым подарком от Майлза был ножик на цепочке. Хорошо помню, как он вошел в кухню, держа его на ладони – не в коробочке или как-то еще, – так что цепочка свисала с пальца. Помню его позу – легкий поклон – и приоткрытый рот. Не понравилось первое место, над дверью, потому что там обычно вешают крест? Получилось слишком по-религиозному?

нет

Мне следует поместить его на зеркало из-за того, что я часто в него смотрюсь, чтобы каждый раз он напоминал о смирении и необходимости получить благословение?

да

Приятно думать, что кошмары – лик демона-ангела, которого должно одолеть, но подождите! Что означает одолеть? Значит ли это, что в какой-то момент я настолько проникнусь ощущением собственной покорности и потребностью в благословении, что необходимость посылать мне кошмары просто отпадет?

нет

Я только что прочитала работу, в которой высказывается предположение, что Иаков, став успешным человеком, боролся сам с собой, со своей новой личностью. Он уходит, хромая, от борьбы, физическое и духовное более не противостоят друг другу. Вместе они сопровождают его на пути к судьбе, к которой он идет, медленный физически, но ободренный духовно. Нужно ли преодолеть противостояние между духовным и физическим?

да

Это имеет отношение к нашему смирению?

да

Нож Майлза – это символ нашего смирения?

нет

Зависимости от нашей любви друг к другу?

нет

Нашей зависимости друг от друга?

да

Поэтому мы должны любить?

нет

Я могу сменить тему?

нет

Как-то Майлз сказал, что нам нужно всегда ставить на первое место другого и, если мы оба будем делать это, все будет хорошо. В таком случае, может быть, зависеть от него – не такой уж большой риск, потому что он мужчина сильный, умный и верный. Но свой ум и свою любовь Майлз намерен употребить на то, чтобы поставить на первое место меня, и наоборот. Будет ли мне легче любить его, если я соглашусь, что от него завишу?

да

Я никогда не хотела чувствовать себя зависимой от кого бы то ни было и делала все возможное, чтобы этого избежать. Однако мужчины тоже зависят от женщин, и все люди зависят от того, что за миром людей. На днях, когда я шла по улице, прямо передо мной упала большая ветка. Я посчитала это хорошим знаком, ведь она могла упасть мне на голову. Является ли зависимость от такого рода вещей частью примирения духовного с физическим?

да

Смотреть на мелкое и близкое – и на кого-то – легче, чем на большее и дальнее. Не для того ли, чтобы мы пользовались этим как моделью, постигая природу зависимости от большего и дальнего?

да

Я хотела бы научиться доверию и вере в любви, чтобы они вели меня к доверию и вере во все, что приносит нам вселенная; хотела бы принять мою зависимость от Майлза и его зависимость от меня, а также нашу взаимную зависимость от всего, частью чего мы являемся и что во много-много раз больше нас. Кошмары, принесшие в мою жизнь дуновение ужаса, чтобы я смогла, борясь с ними, преодолеть нехватку доверия и веры, примирить духовное с физическим, постичь смирение и испросить благословения – так и мысли мои смиряет бросание монет, и мое понимание всего зависит от их вердикта.

И пусть в конце я уйду, хромая, постарев и ослабнув физически, духовно, надеюсь, я окрепну.

* * *

Этим утром я проснулась переполненная любовью. Любовью ко всему миру, любовью, пульсирующей во мне. Я уже не помню, когда чувствовала себя так прекрасно. Я смеялась во сне! Все было просто – никаких кошмаров. Помню, что сидела в машине с отцом Майлза и мы вместе смеялись. Сейчас издалека доносится звон церковных колоколов, которого раньше в квартире не было слышно.

Выйдя из ванной, Майлз заметил нож на комоде в спальне. «Зачем это здесь?» – спросил он. «А, это… я тут кое-что пишу», – несколько туманно ответила я. Он, похоже, хотел узнать больше, но, уважая мое право не отвечать, поинтересовался только: «А нож должен быть обязательно этот?»

«Да», – сказала я.

Вечером в пятницу моя бабушка, мать отца, всегда зашторивала окно в столовой, хотя жила в красивом кирпичном доме в приличном квартале Торонто. Не хотела, чтобы люди увидели, как она зажигает субботние свечи, и узнали, что она еврейка. Ее родители и брат погибли в концлагере, а сама она всю войну пряталась в Будапеште, каждые несколько дней перебираясь из одной квартиры в другую, чтобы соседи не успели ничего заподозрить и не начали задавать вопросы. «Немцы убивали их, а коммунисты отбирали собственность, – сказал мне однажды отец, когда речь зашла о семье его матери. – У них не осталось ничего. Только мы».

* * *

Когда моей бабушке Магде, матери моей мамы, исполнилось одиннадцать лет, ее родители умерли от инфлюэнцы. Они были молоды, тридцати с небольшим лет, и бедны; денег едва хватало, чтобы прокормить четверых детей, но не оставалось на визит к врачу, и они умерли, так к нему и не попав.