Венгерская рапсодия - Джессика Стил

— Что вы имеете в виду? — воскликнула она.

— Что я имею в виду? — равнодушно переспросил Золтан Фазекаш. — Насколько я понимаю, в этом году вам исполняется двадцать два.

Элла насторожилась. Вполне естественно, что художник задал несколько вопросов моему отцу относительно заказа, однако отец, кажется, сказал ему слишком много.

Она пожала плечами и спокойно ответила:

— Я могу еще раз приехать в этом году.

— Конечно, можете, — согласился он и добавил елейным голосом: — Если я приглашу вас.

— Вы хотите сказать, что, если я уеду сейчас, отец может забыть о вашем обещании писать мой портрет? — спросила она вызывающе.

— Я был прав, — ответил он е иронией. — Вы умная женщина.

— Господи, упаси меня от темпераментных художников! — фыркнула сияя и, не в состоянии больше продолжать завтрак, с грацией пантеры обогнула свой стул и вылетела из комнаты.

Пересекая холл, Элла слышала его смех, являвшийся лишним доказательством того, что ему все равно, сыта она или нет. Самонадеянный тиран! Сама не желая того, она просто позабавила этого нахала.

Через полчаса, надев тонкий свитер и жакет, Элла вышла из дома. Она чувствовала себя очень неуверенно и, боясь еще раз встретиться с Золтаном Фазекашем, решила, что прогулка не помешает.

Когда она оказалась на улице этого фешенебельного района, ее раздражение было все еще очень велико.

Не нужно обладать особым умом, чтобы понять: Золтан Фазекаш с его профессиональной репутацией, не говоря уже о материальном положении, не нуждается в выполнении заказа семьи Торнелоу. Он просто чудом согласился на уговоры, а сейчас хочет, чтобы я была под рукой, и как только он закончит очередную работу, то сразу приступит к портрету. Это совершенно очевидно: или остаюсь здесь и жду, или могу забыть о портрете.

Странно: несмотря на нежелание позировать, домой возвращаться ей тоже не хотелось. Но что еще более странно — казалось, ее удерживает здесь не только гаев отца и разразившийся дома скандал. Так что же? Она постаралась ответить себе максимально честно: я не могу сейчас уехать из Венгрии, так как знаю, что отец просто-напросто убьет меня, если я вернусь, и уничтожит тем самым последнюю надежду на то, что Золтан напишет мой портрет…

Внезапно ей пришло в голову, что пора бы поинтересоваться страной, где она еще ни разу не была, и осмотреть хотя бы некоторые местные достопримечательности.

Едва она подумала об этом, невдалеке появилось такси. Это была удача. Элла подняла руку, и машина остановилась.

— Не могли бы вы подвезти меня… э… к вашей главной площади? — спросила она медленно, моля Бога, чтобы шофер хоть чуть-чуть понимал по-английски.

И Бог удовлетворил ее просьбу.

— Вы хотите посетить магазины?

— Нет… памятники.

Скоро они очутились в центре города, и водитель объявил:

— Площадь Героев. Хотите, чтобы я подождал?

— Нет, спасибо, все в порядке, — сказала Элла и расплатилась с ним. Затем она долго гуляла по площади, разглядывая грандиозную колоннаду, пока не подошла к самому впечатляющему монументу со статуей Архангела Гавриила.

Она была потрясена этим памятником. Разглядев семь статуй, расположенных в основании композиции, вдруг совсем рядом услышала голос экскурсовода, объяснявшего по-английски:

— Перед вами Арпад, окруженный шестью другими венгерскими вождями.

И мысли Эллы вновь вернулись к Золтану Фазекашу: это, должно быть, те самые семь вождей, о которых он говорил прошлым вечером, угощая ее национальным венгерским блюдом!

С этого момента Эллу не покидали мысли о Золтане Фазекаше. Даже тогда, когда она нашла книжный магазин и купила себе англо-венгерский разговорник. В полдень голод загнал ее в какой-то ресторан, и она пожалела, что рядом нет Золтана, который помог бы ей сориентироваться в меню. Она поняла, что выбрала не тот ресторан, в котором надо впервые попробовать венгерский гуляш. Ей не понравилось, но все же она заморила червячка и, выйдя на улицу, снова поймала такси.

То, что Элла не хотела позировать для портрета, вовсе не означало, что она равнодушна к искусству. Два незабываемых часа она провела в Венгерской национальной галерее, занимавшей часть территории Королевского дворца. Элла с удовольствием прошла по залам, заполненным скульптурами и картинами. К сожалению, среди портретов и пейзажей она не встретила ни одной таблички с именем знакомого ей художника.

И вскоре поняла почему: самые новые полотна относились к 1945 году, а Золтан тогда еще даже не родился!

Элла взглянула на часы и удивилась, что уже пять. Господи, как же быстро прошел день! Ее уже мучила совесть: ведь я не предупредила Фриду, и та наверняка ждала меня к ланчу. Я не думала, что вернусь так поздно… Зато теперь у нее был разговорник и она могла вести более или менее полноценную беседу.

Без всяких проблем Элла поймала такси и понеслась к своему временному дому. Сидя на заднем сиденье, она любовалась красотой города.

Дверь ей открыла Фрида, и девушка произнесла заранее выученное по разговорнику извинение:

— Бочанат, Фрида. — (Экономка с удивлением воззрилась на нее.) — Бочанат — эбед, — уточнила Элла, сделав ударение на слове «эбед».

— А! — обрадовалась Фрида и заулыбалась.

Времени осталось только принять душ и одеться к обеду, подумала она, войдя к себе в комнату. Конечно, если «вачора» сегодня снова будет в восемь.

В семь тридцать Элла уже стояла у дверей своей комнаты в коротком платье бледно-лимонного цвета. Она подозревала, что в субботний вечер у хозяина дома наверняка другие планы, нежели обедать в ее компании. Тем более после их утренней перепалки. Конечно, Золтан Фазекаш оскорблен: не каждый день ему встречаются люди, не желающие, чтобы он писал их портрет.

Однако, покидая свою комнату, она решила, что будет права, если все же поговорит с ним о начале работы. Спускаясь по лестнице, она почувствовала предательскую неуверенность в себе. Наверняка сегодня он снова отправился на свидание с той женщиной, с которой был прошлой ночью…

Войдя в гостиную, она представила себе, так будет даль аперитив вместе с Золтаном, будто никогда и не выводила его из терпения, никогда не смешила своими выкриками насчет темпераментных художников. Если он сделает вид, словно никаких сцен за завтраком не было, то он самый приветливый хозяин в мире…

Неожиданно из кресла поднялся художник в прекрасном костюме-тройке. Элла вся сжалась, боясь, что он опять будет иронизировать над ней, но он сказал:

— Я слышал, вы целый день дышали свежим воздухом.

Искал ли он ее? Справлялся ли о ней?

— Когда я поняла, что уже время ланча и Фрида, вероятно, ждет меня, было слишком поздно, — попыталась объяснить Элла, и тут только до нее дошло, что он тоже мог ждать ее, сидя за накрытым столом. Ей снова стало страшно неловко. — Я… я чувствую себя ужасно из-за этого. Я должна была…