Выбор из худшего - Алексей Гришин

– Так они все в чулане лежат. Мы как схоронили бедняжку, так я их в мешок, да и в чулан. Хочешь – посмотри, только неинтересные они, сплошная арихметика. Скука, одним словом, но Реми нравилось.

Покушав и расплатившись последними деньгами, Поль отправился в чулан. Зарплату в «Розе ветров» выдавали по субботам сразу за неделю, то есть деньги он получит завтра, так что с голоду не умрет. А вот от любопытства может – очень уж захотелось посмотреть, какой такой арихметикой увлекался бедняга Реми.

Оказалось, действительно, математикой парень занимался всерьез. Пять книг по алгебре и геометрии, да десяток исписанных мудреными формулами тетрадей. Понять их Поль даже не попытался, но для себя сделал вывод, что думать его предшественник умел.

Внезапно из одной из тетрадок выпал неровно оторванный листок.

Сверху аккуратно чернилами была написана дата – 21 апреля. А дальше грифелем в неровный столбик:

17.01 – с

17.16 – з

17.35 – ж

17.40 – с

18.01 – ж

18.13 – о

18.28 – с

И так далее. Если цифры означают время, то последняя запись сделана около девяти часов вечера, в 20.56, если точно. Что такое? Заинтересовавшись, Поль пересмотрел все книги и тетради Реми. В них, среди множества формул и иногда смешных рожиц, изредка встречались такие же записи.

Также сделанные кое-как, карандашом, как правило – в вечернее время, а сверху аккуратно чернилами проставлялись даты. Хотя были и дневные записи. Поль потратил час на подсчеты и убедился – эти дни оказались воскресными.

Большая квартира на улице Пекарей

– Господин, мы такого раньше никогда не видели! Он залез на крышу прям по стенке! Как таракан на кухне! Вот как стоял, я и моргнуть не успел, а он уже с крыши тем разбойникам рожи корчит.

– Ну да, среди ночи ты эти рожи отлично разглядел, лучше, чем днем… – Сидевший в углу комнаты дворянин усмехнулся. Впрочем, в комнате, освещенной лишь лунным светом и горящей на столе свечой, улыбки видно не было.

– Вот вы шутите, а я как есть все рассказываю. Луна-то, вон она, полная! Точно рожи корчил, как мальчишка.

– Так он и есть мальчишка… который у вас ужом между пальцами проскочил.

– Да ведь… мы ж того, мы ж за ним тихонечко шли. Да если б не эти олухи из подворотни… Вы ж как сказали? Чтоб посмотреть за ним. А тут эти как выскочат, а он как сиганет, раз – и уже наверху, словно взлетел, как маг какой, ей-богу! Ну, или дворянин…

– Взлетел?! То есть никакой это не бедный родственник?

– Вот уж нет! Уж тут поверьте, именно залез, безо всякой магии, просто ловко так, вот точно, словно таракан.

– Ловок, значит? А не срисовал ли он вас по дороге? Заметил, что за ним следят, приготовился к нападению?

– Господин, ну мы ж не новички сопливые! Да и парень – простак простаком. Мы ж не в первый раз! Вы ж знаете! Если человек слежку замечает, да еще когда один, да ночью, у него завсегда походка меняется, дергаться начинает, хоть как-то, но оглядываться. А этот, хоть и страшно ему было, ночь все-таки, вокруг ни души, но шел спокойно, головой не крутил. Не, пентюх деревенский, как есть говорю.

– Больно ловкий нам пентюх попался. Однако тебе в этих делах я доверяю. Что же, тогда полностью переключаемся на полицейского. И не дай вам Спаситель засветиться – шкуру спущу! Да, и плату за вчерашнее вы не получите. Вот только, – господин протянул несколько монет, – передашь своим, чтобы с голоду не сдохли. И не вздумайте сегодня напиться! Уже завтра беритесь за амьенца.

Когда здоровенный косматый детина, эдакий типичный грабитель из трущобной подворотни, ушел, дворянин встал из стоявшего в темном углу кресла и открыл дверь в соседнюю комнату.

– Прошу вас, господин. Все слышали? Что скажете?

Пожилой, седой и сгорбленный мужчина неторопливо прошел и, кряхтя, разместился в кресле, в котором только что сидел хозяин комнаты. Так что лица мужчины в полумраке видно не было. Луч лунного света лишь серебрился на длинных седых волосах, играл на янтарных чётках, которые плавно перебирали иссохшие руки, да на отполированной рукояти длинной шпаги, неуклюже смотревшейся у этого старика.

– Значит, ловкий мальчик умеет лазить по стенам и не прочь подразнить злых разбойников? Кстати, кто они?

– Да обычные отбросы, будьте уверены. Они в том месте не впервой промышляют.

– Так что думаете, это действительно деревенский олух? Не посланец от королевского интенданта?

– Видимо, так. – Дворянин пожал плечами. – Но присмотреть за ним все равно следует. На всякий случай.

– Что же, вам здесь, на месте, виднее. А я, с вашего позволения, откланиваюсь – очень уж спать хочется.

С этими словами старик встал, все также кряхтя вышел из дома и, по-стариковски шаркая, побрел вверх по улице. Но чем дальше он шел, тем тверже становился шаг, выпрямлялась спина, разворачивались плечи и исчезала седина. Так что в уютную гостиницу в центре города вошел уже молодой человек, который звонким голосом крикнул:

– Хозяин! Вина и мяса, я голоден, как сотня каторжников! И позови Рози! Отдыхать буду!

Вечером, сидя в небогатой, но чистой таверне при гостинице, рекомендованной Тома («недорого, прилично и готовят – пальчики оближешь»), Вида засыпал унтер-офицера вопросами. Уплетая здоровенного, горячего, только что запеченного каплуна, запивая одним-другим-пятым стаканом вина, он с почти детским восторгом слушал рассказ о событиях годичной давности, когда своевременное вмешательство всего одного, но прекрасно обученного взвода, под командой одного, но чрезвычайно грамотного полицейского сержанта решило исход целой военной кампании.

В общих чертах эту почти эпическую историю знал весь Амьен, но подробностей не знал никто. Полицейский сержант возвратился в город кавалером Алой звезды – высшей награды Галлии для гражданских простолюдинов – и тут же был произведен в лейтенанты. А с лейтенантом уже вот так запросто не поболтаешь.

Тома тоже о многом не знал, о чем-то умолчал, но уж про жаркий бой, который пришлось принять его солдатам на улицах Кале, рассказал все. Хотя… что такого особенного может поведать участник схватки? Как кричали, умирая, люди? Как споткнулся о труп ближайшего друга и уже простился с жизнью? И как грудью закрыл его молоденький солдат, которого всегда считал худшим из своих бойцов?

Ну да, об этом, еще о звоне и скрежете клинков, вони пробитых кишок и звериной, заглушающей животный страх ярости, какой не испытывал никогда раньше и, даст Спаситель, не придется испытать впредь.

– Так что, когда помощь подоспела, нас и осталось-то всего дюжина, тех, кто еще дышал. А таких, кто идти мог, их и вовсе не было. Спасибо горожанам – отвезли в госпиталь, а там нас, представляешь, маг лечил, прямо как благородных. Вот, стало быть, как мы выздоровели. Ажан, ну, то есть теперь-то господин виконт де Камбре, он как выздоровел, так сразу в Амьен умотал, а мы задержались. Тут нам и предложили остаться в Кале. Сам господин де Жаме, представляешь, в госпиталь пришел и лично предложил: мол, с господином графом он все утряс, дело за нашим согласием. Всем даже зарплаты положили, каких и в королевской гвардии, поди, не платят, и подчиняемся мы лишь лично ему да господину де Фотельи, полковнику!