Тигр под елку - Мария Зайцева

Тигр, тоже глядя вниз, на то, как появилась и снова исчезла в моих пальцах крупная красноватая головка, — еще, киса. Вот та-а-ак…

Мне неожиданно безумно понравилась это делать!

Ощущение своей власти, того, что ты держишь на поводке огромного опасного зверюгу, и он слушается каждого твоего движения… Это было чем-то совершенно новым для меня. И нереально классным!

Увлекшись, я все быстрее и сильнее водила пальцами по напряженному стволу, зачарованная ритмом и зрелищем, и момент, когда Тигр потянул меня к себе, упустила.

Он неожиданно это сделал.

Просто сжал сильнее за попу, придвинул еще ближе, впился жестким грубым поцелуем в губы, приподнял и резко насадил на каменный здоровенный член!

Я даже пискнуть толком не успела!

От мгновенного и жесткого распирания внутри из глаз брызнули слезы, я зажмурилась, разрывая поцелуй и запрокидывая голову. Не знаю, зачем, то ли избежать хотела слишком сильного контакта, то ли просто на инстинктах, от неожиданности.

Но Тигр не позволил мне ускользнуть. Он рывком вернул меня к себе, зажал так, что и двинуться не смогла, и принялся снизу таранить меня с такой дикой яростью и скоростью, что я, кроме ужаса и боли, ничего не почувствовала сначала.

Это было что-то странное: ощущение, что меня… Не трахают даже, не имеют. И уж тем более — не любят. А дерут. Как животное.

И, если в самом начале я испугалась такого напора, бешеного совершенно, нереального, куда сильнее, чем в нашу первую ночь, а ведь мне тогда казалось, что Тигр был очень жестким, то буквально через минуту дикий ритм, тяжелое дыхание, властный взгляд парня, который он не отрывал от моего перепуганного лица, каким-то образом переключили меня на совершенно другой настрой.

Натертая промежность с каждым движением давала о себе знать, но это неудобство, это трение было словно еще одна необходимая нота в мелодии.

Я, оказывается, совсем не против боли…

И совсем не против подчинения…

Ничего себе, новости…

Но боже, до чего сладко! До чего остро!

Тигр держал меня крепко за бедра и ритмично, жестко насаживал на себя с такой скоростью, что зубы непроизвольно стучали, а сердце заходилось в диком волнении.

Он что-то со мной делал такое, своими руками, взглядом, членом, что-то, что я не могла объяснить. Да и потом тоже не находила для этого слов.

Тигр оскалился, глядя в мое безумное лицо, провел пальцами по губам:

— Оближи, киса. Язычком. Ну!

Я высунула язык и поймала им жесткие подушечки пальцев.

Тигр тут же глубже сунул мне их в рот, заставив давиться и кашлять.

— Ох-уеть, — в два приема прорычал он, двигая в моем рту пальцами в такт толчкам члена, — держись, киса, я тебя заебу же…

А то, что сейчас происходило, как называлось?

Это была последняя моя мысль.

Тигр резко прижал меня к себе, уткнул лицом в плечо, и дальше я могла только несдержанно и утробно выть в ответ на ускорившиеся движения в себе. Он меня словно на волнах качал! Девятый гребаный вал! Когда сразу за ним — смерть! Много-много сладкой смерти!

В какой момент я умудрилась в этом шквале безумном кончить, я так и не поняла. Просто вырубило свет, а затем я пришла в себя уже после бури.

Мягко покачиваясь на волнах…

Тигр расслабленно и довольно гладил меня по спине, легко поднимая и опуская по скользкому от нашей общей влаги члену.

И это было сладко. Это было почти, как в раю…

11

— А ты с Тигром теперь, да? И как он в постели? Говорят, монстр, — девчонка, живущая в соседней комнате в общаге, встретила меня у нашей двери, когда я утром, пошатываясь на несводящихся ногах, доползла-таки до своего этажа, проклиная по пути отсутствие лифта, собственной выносливости и границ приличия у моего парня, только ближе к пяти решившего, что на сегодня секса хватит.

Мы поспали буквально два часа, потом эта невыносимая машина проснулся, снова затребовал секса, после умотал на пробежку… Терминатор сумасшедший. А потом довез меня до общаги, потому что сегодня были важные пары, а на мне — ни одной не пропахшей безудержным развратом вещи.

После пар он собирался опять меня забрать, и теперь все внутри одновременно нудно болело, требуя небольшого отдыха и сладко ныло, призывая наплевать на физиологию и пользоваться моментом.

Правда, конкретно сейчас я хотела только добраться до своей норки и залечь туда в спячку.

Пофиг на пары, вот реально…

По лестнице поднималась, страдая и стеная, и праздные вопросы мне сейчас вообще были не в тему.

— Иди нафиг, — от души послала я любопытную девчонку, повернулась к двери, удивленно подняла брови, обнаружив рядом с порогом корзину, наполненную фруктами и ягодами. В шикарном продуктовом наборе угадывались даже очертания фирменных коробочек со вкусненькими пирожными, которые я видела когда-то через витрину самой дорогой в нашем городе кондитерской.

— Это чего? — удивленно моргнула я.

— Не знаю… — соседка, привычно проглотив мое хамство, пожала плечами, — может, забыл кто? Давай заберем?

Я покосилась на нее неодобрительно.

Просто так заберем, значит?

Какая интересная!

И как легко на чужое лапу готова наложить!

Воровство в общаге процветало, к сожалению.

И по мелочи: стырить со стола в общей кухне забытую там пачку печенья или конфет — вообще нефиг делать. А если ты в шкафчике пачку с чаем или кофе оставишь, типа, чтоб не таскать каждый раз из комнаты, то с ними сто процентов можно будет попрощаться. Народ в общаге жил простой: что не приколочено, значит общее.

И по крупному тоже таскали, если не уследишь. У меня, еще в первую неделю после заселения сперли шикарный дорогой лифчик!

Блин, я до сих пор злилась, когда вспоминала!

И, главное, дверь-то оставила открытой всего на пять минут! Побежала внезапно в туалет…

А за это время кто-то в комнату зашел и сдернул висящее на стуле бельишко… Твари. Ничего святого. Я на этот лифон из интимисими копила месяц.

И вот теперь я со все возрастающим подозрением осматривала соседку, гадая, а не она ли мой красный чудесный лифчик подрезала? Ну, а что? Раз так легко на чужое зарится?

Надо бы зайти в комнату к ней, поискать…

Но сил на это не было, промежность, основательно натертая моим бешеным Тигриком, требовала к себе внимания, и потому я, ничего не сказав, просто потянула открытку, приколотую на самом видном месте на ручке корзинки.

«Василисе».

О, как!

— Это — наше! — сурово рявкнула я и продемонстрировала открыточку, — не