Диалоги пениса - Поль Авиньон

— Сделайте что-нибудь, умоляю, а то он…

— Значит, это ваш муж, — говорит Мичелли, направляясь к окну. — Он объяснил вам причину такого поступка?

Он наклоняется. Вон этот субъект, в трех метрах от него. Судя по его виду, он не замечает Мичелли. При подобных обстоятельствах так даже лучше. Чтобы «установить контакт», нужны хоть какие-то исходные сведения. Субъект распростерся на каменном карнизе, с неподвижным взглядом — так наблюдают за Парижем статуи химер Нотр-Дам.

— Нет, он ничего не сказал… Вообще-то он пытался! Но я не поняла.

— Речь шла о чем? О ссоре?

— Нет… Он ворвался, как безумный, все время повторяя: «Это невозможно, это невозможно…»

— Невозможно что?

— Но ведь я говорю вам, не знаю!

С этой надо поаккуратней, она на грани нервного срыва.

— Успокойтесь, мадам. Я здесь для того, чтобы помочь вам!

В голове Мичелли ход событий прокручивается с бешеной скоростью. Зажиточная квартира, обставленная со вкусом. На мадам шмотки с фирменными знаками. Одна улица Мобеж чего стоит. Денежными вопросами, похоже, занимается Жан Эдье. Игрушки убраны в корзинку. Значит, есть дети. Наверное, они сейчас в школе, хоть в этом повезло. Судя по игрушкам, мальчик, от четырех до шести лет. В гостиной, на журнальном столике валяется номер Молодой и Красивой. Еще есть дочь, лет четырнадцати-пятнадцати. Журнал этот не для матери. Для нее надо бы разработать другой — Старая и Безобразная.

Ну, что же он тянет… Пора двигаться. Давай!

Мичелли ставит ногу на подоконник. Жан Эдье, похоже, все еще его не замечает. Хотя наверняка он находится в поле его зрения.

— Остановитесь, месье!

Никакого ответа. Он что, окосел, перебрал медока?

— Мадам, ваш муж принимает снотворные?

— Нет, нет…

«Установить диалог»… Да плевал я на тебя!

Все же он наклоняется пониже, силясь говорить отчетливо и спокойно:

— Месье! Ваши дети сегодня вечером спросят, где их отец!

На этот раз, до него вроде дошло, слова пробились сквозь мозговой барьер. Он выпрямляется. Будь поосторожнее, лейтенант, именно после этого они чаще всего и сигают.

— Не двигайтесь, месье. За вами придут. Я не стану ничего предпринимать, просто сяду на край окна. Так вас устроит?

— Вы ничем мне не поможете, убирайтесь!

Мичелли делает то, что обещал. Медленно ставит обе пятки на карниз. Стоп, не шевелиться! А то промокнешь до нитки! Очередной повод схватить насморк! На какой-то миг он подумал, а не припугнуть ли Жана Эдье серьезным гриппом, но нет, не годится, кто готов сломать себе шею о мостовую, тому не до заложенного носа. Лучше о детях, это, похоже, его прошибает…

— Разве это выход из положения? Как ваша жена объяснит такое малышу? У вас мальчик, да?

— Это невозможно…

— Невозможно что?

— Только не для меня! Нет! Не для меня…

Ух! Наконец-то продвигаемся, он заплакал. Слезы снимают напряжение. Это хорошо. А теперь завершим вопросительной фразой. Да, не забыть бы, теперь нужно «конкретизировать беседу»:

— В чем проблема, Жан Эдье?

— Почему? Боже мой, но почему?

— Пока не пришли пожарные, поговорим спокойно, ладно? Так в чем же проблема?

— Нечего обсуждать. Это невозможно…

Жан Эдье уставился на мостовую, до нее тридцать метров. Пешеходный переход станет верной мишенью, как раз точно внизу. Надо помешать ему вглядываться в пустоту.

— Посмотрите на меня, Жан Эдье. Я вас пойму. Что вас мучит?

Жан Эдье переводит взгляд на Мичелли.

— Понять такое? Куда вам!

Отлично. Этот тип разговорился. Мичелли «установил диалог»… Ай да учебник!

— Только не молчите. Вы готовы мне об этом рассказать?

— За сорок пять лет передо мной ни разу не возникало такого вопроса. Дети, жена, я ее люблю, она мне верна, и вдруг такое… невероятное влечение! Это невозможно!

А, вот оно что! Наконец мы подходим к главному! Этот барсук наставил своей женушке рога… Тоже мне дело! При чем тут полиция? Подняли по тревоге целую воздушно-десантную дивизию!

— Знаете, я думаю, ваша супруга сумеет вас понять. Такое случается с каждым. Я тоже один раз согрешил. И рассказал своей жене, она заслуживала, чтобы я ей признался. И ваша жена, я уверен, заслуживает этого не меньше. Разве вы так не думаете?

— Кретин!

— Что?

— Она сумеет понять, моя жена? Если я ей расскажу, как внезапно ощутил непреодолимую тягу схватиться обеими руками за любой хер, без разбору… и чтобы самому мне… засадил, чтобы меня отымел… вдоль и поперек, другой мужик. И что думаю я отныне только об этом? Не знаю, как случилось, что в одно прекрасное утро я, двадцать лет состоящий в браке и ни разу в жизни не пересекшийся ни с одним педерастом, вдруг начал с вожделением заглядывать в промежность всем самцам нашего агентства… Она поймет, если я расскажу, как хочу вертеть жопой во всех столичных притонах, и от одной такой мысли млею от восторга? Как мучит меня жгучая жажда — пососать конец у каждого встречного? И в этом признаться жене? И она поймет? И объяснить это своим детям? Кретин…

— Когда это случилось, вы с Розой уже давно были женаты?

— Точно не помню, все так далеко. Лет семь или восемь.

— Как это произошло? Я хочу сказать… Ты сам ее… нашел?

— Это никогда не бывает так просто. Она была подругой моей юности. Звали ее Элен. Тебе известно, что я учился в Бостоне? Так вот, там я с ней и познакомился. В ту пору между нами ничего не было, мы были очень близки, но дальше дружбы отношения наши не продвинулись. Получив диплом, я вернулся во Францию и там встретил Розу. Объявлена война. А затем — Сопротивление, работа в подпольных изданиях, мой роман. После войны я пользовался уже некоторой известностью. Элен периодически мне позванивала. И некоторое время спустя, меня пригласили прочесть цикл лекций в моем родном университете. Получив сведения о бронировании места в самолете и в гостинице, не совсем понимая, зачем, я сообщил ей время своего прилета, название отеля и номер комнаты. Когда я заносил туда свои чемоданы, она уже ждала меня в холле.

— И она тебя обольстила?

Роже не в силах удержаться от улыбки.

— Марсьяль, ты выражаешься, как персонаж из любовного романа. Нет, она меня не «обольщала». Скорее, это я сделал первый шаг. Мы пообедали в ресторане, куда заходили еще в студенческие годы. В памяти стали всплывать общие наши воспоминания. Приятный вечер в Бостоне, бухта, сверкающая огнями, Атлантика, отделяющая меня от привычной моей жизни. Я обнял ее за талию. Мне показалось, что она была к этому готова.