Рассвет наступит незаметно - Людмила Мартова

– Вика, девочка одна. Сирота. Без родителей выросла. Бабка ее тянула, моя подружка, как померла, Вика совсем одна осталась. Нет, мы с Николаем Петровичем ее не бросили, конечно. Помогали, поддерживали, радовались, когда она в училище поступила. Хорошая девочка. Неиспорченная, работящая. И благодарная. Николая Петровича теперь навещает.

– Кто такой Николай Петрович?

– Да что ты, – старушка искренне удивилась, – как можно не знать Николая Петровича? Хотя да, ты же не местная. Это бывший учитель истории, в нашей школе больше пятидесяти лет проработал. Почти все жители Малодвинска у него учились, вот как. А какой краевед прекрасный, про наш город никто, кроме него, столько не знает. Представляете, женат никогда не был, потому что Викину бабушку всю жизнь любил. Просто боготворил. А ее замуж за другого отдали. Теперь уж так и не бывает, наверное. Сейчас он болеет сильно, почти с постели не встает. А Вика к нему забегает, почитай, через день. Я же говорю, хорошая девочка. И куда подевалась, ума не приложу. Николай Петрович извелся весь.

Ксения слушала внимательно, потому что весь этот совершено не касающийся ее рассказ каким-то странным образом имел отношение к Миле. Хорошая девушка Вика оказалась втянута в какую-то мутную историю, а потому выбросить ее из головы не получалось.

– А где живет Николай Петрович? – Ксения внезапно решилась на глупость. – Как я могу его найти?

Тетя Стеша снова посмотрела на нее с изумлением во взоре.

– Да как же где? В интернате для пожилых. Говорю же, болеет он, а человек одинокий. Интернат у нас один – на Северной улице. Если пойдешь проведывать, то скажи Сергею Павловичу, что от меня. Так и передай, тетя Стеша наказала Николая Петровича проведать. Сергей Палыч – это директор интерната, – уточнила она, предугадывая очередной Ксенин вопрос. – Очень уважаемый человек. Его у нас в Малодвинске все знают. Так что, пойдешь?

– Куда?

– Так к Николаю Петровичу. – Старушка, кажется, начала сердиться на Ксению за ее бестолковость. – Ему Вика домашнюю еду относила, а тут, почитай, третий день нет. Я бы послала, а ты снесла.

– А, да, я, конечно, передам, – спохватилась Ксения.

– Тогда постой тут, я домой за едой сгоняю, – дала указание тетя Стеша. – Пюре с утра натолкла, котлет пожарила, как знала. А вам с дочей шанежек дам. У меня вкусные шанежки, а Николай Петрович-то их не будет. Ему уж не по зубам.

Через десять минут, немало удивляясь про себя необычным поворотам малодвинской жизни, Ксения, неся в руках пакет с судками, снова удалялась прочь от дома, где ждал ее перевод новой книги.

* * *

Ситуация выглядела до оскомины банальной: конкуренты сперли важные документы, чтобы то ли сорвать «договорной» аукцион, то ли самим принять участие в нем, то ли испортить репутацию Олега Васина раз и навсегда. То, что используемая для этих целей девчонка исчезла, тоже было вполне банально. Знала кошка, чье сало съела, вот и уехала подальше от возможного наказания. В таком маленьком городке, как Малодвинск, подобное поведение не прощают, вряд ли у Виктории Угловской после кражи документов был шанс продолжать прошлую жизнь. Не могла она этого не понимать.

В то, что документы еще можно найти и вернуть, Погодин не верил. Скорее всего, они уже давно переданы заказчику, так что Олегу Васину остается только посочувствовать и рекомендовать минимизировать возможные последствия. Как? Сам разберется, не маленький.

Единственное, что мешало Андрею набрать номер утреннего гостя и высказать свои рекомендации, было появление в гостинице той странной особы, с которой он столкнулся утром у своего дома, практически сразу после визита Васина. То, что они с дочерью крутятся вокруг него, Погодина, не могло быть простым совпадением. А от ответа на вопрос, вызван ли интерес к его персоне странными событиями в Малодвинске или его корни уходят в более далекое прошлое, зависело слишком много, чтобы не обращать на него внимание.

Всю свою сознательную жизнь Андрей руководствовался правилом при любых неприятностях поворачиваться лицом к волне. Сейчас это означало, что к соседкам стоило приглядеться внимательнее и ни в коем случае их не избегать. Врага нельзя оставлять за спиной, даже потенциального. Именно поэтому после здравого размышления звонить Васину Погодин пока не стал.

Возвращаясь из гостиницы, он от нечего делать вышел на набережную. Это ощущение бесконечности времени для него было новым, и Андрей никак не мог к нему привыкнуть. Вся его прошлая жизнь, сколько он себя помнил, всегда была подчинена жесткому графику и суровой дисциплине. И вот сейчас, когда, проснувшись утром, некуда было спешить, он, пожалуй, впервые в жизни остался наедине с собой… и пока не мог ответить на вопрос, нравится ли ему эта компания.

Жизнь в Малодвинске с ее неспешным течением, местечковыми неурядицами и провинциальными сплетнями казалась безвременьем, в котором он завис, как попавшая в паутину муха. Конечно, он мог в любой момент уехать отсюда, вернуться в Москву и ждать нового назначения там, вот только внутреннее его состояние тоже сильно напоминало безвременье, а это означало, что другой картинкой за окном его не изменишь.

Пока Андрей был в гостинице, прошел короткий, все еще летний, дождь, но сейчас снова выглянуло солнце, и мокрая набережная под его лучами казалась политой маслом. Река, извиваясь, как большая сытая змея, ползла куда-то, перекатывая волны. На ее темной глади то здесь, то там светлели четырехугольные пятна деревянных мостков, с которых женщины здесь испокон веков полоскали белье.

«Полоскалки», как их звали в народе, были таким же неотъемлемым признаком Малодвинска, как расписные алтари и уходящие в небо золотые луковицы соборов. Несмотря на то что за окном разворачивался во всю ширь, шагал во весь рост двадцать первый век, а в большинстве домов давно уже был водопровод, женщины по-прежнему предпочитали в любую погоду ходить на реку полоскать белье и мыть ковры.

Зимой для этого прорубали проруби, над которыми склонялись, встав на колени и опуская в ледяную воду красные, потрескавшиеся, распухшие руки. Летом использовали «полоскалки». Местная власть каждый год выделяла деньги на их обустройство, не рискуя нарушать сложившуюся традицию.

Вот и сейчас на одном из дощатых приспособлений столпились несколько женщин, склонившихся над рекой и увлеченно в ней что-то разглядывающих. Пододеяльник за корягу зацепился, что ли? В движущихся, а потом в одночасье внезапно застывших фигурках чудилась какая-то тревога, поэтому Погодин остановился, приложив ладонь к глазам как козырек. Отчего-то ему вдруг показалось важным понять, что именно они там разглядывали. Спустя мгновение над рекой, разносящей звуки далеко по округе, раздался звонкий, оглушительный женский визг, переходящий в вой и причитания. Погодин помчался туда, отметив краем глаза, что так же поступили еще несколько прохожих.

– А-а-а-а-а, – от истошного крика закладывало уши.

Очутившись на берегу, у самой кромки воды, одним из первых, Андрей впрыгнул на хлипкое деревянное сооружение, тут же осевшее под его весом.