Николай Рерих. Запечатлевший тайну - Олег Болдырев
Шрифт:
Интервал:
Когда же моя матушка заметила, что "он у нас вина не пьет", то о. Иоанн сказал: "Ничего, ничего, скоро нужно будет". А через две недели у меня открылся тиф, и при выздоровлении врач предписал мне для подкрепления сил именно этот старый портвейн. Также всегда помню благословение о. Иоанна на изучение истории и художества и неоднократные заботы о болезнях моих, которым я был подвержен в школьные годы. Одно из последних моих свиданий с ним было уже в Академии Художеств, когда теснимый толпою почитаемый пастырь после литургии проходил залами академического музея. Увидев меня в толпе, Он на расстоянии благословил и тут же, через головы людей, послал один из своих последних заветов: ["Не болей, придется для Родины много потрудиться!"]
Мой покойный тесть, Ив. Ив. Шапошников, также пользовался трогательным благорасположением о. Иоанна. Он звал его приезжать к нему и, чувствуя его духовные устремления, часто поминал его в своих беседах. Помню также, как однажды на Невском, увидев из кареты своей ехавшую тетку жены моей, княгиню Путятину, Он остановил карету, подозвал ее и тут же дал одно очень значительное указание.
В этой молниеносной прозорливости сказывалось постоянное, неугасаемое подвижничество о человечестве. Известно множество случаев самых необычайных исцелений, совершенных им лично и заочно. А сколько было обращенных к истинной вере Христовой после одной хотя бы краткой беседы с высокочтимым пастырем. Известно, как два гвардейских офицера, по настоятельной просьбе их родственниц, в любопытстве и невежестве поехали в Кронштадт повидать о. Иоанна. При этом в пути они говорили между собою: "Ну что ж, поболтаем". Приехав в Кронштадт, они заявили о своем желании повидать Батюшку. На это келейник вынес им пустой стакан с серебряной ложечкой и сказал: "Батюшка поболтать велел". Конечно, молодые люди были глубоко потрясены, и все их легкомыслие навсегда их покинуло.
Наряду с прозорливостью о. Иоанн отличался и свойственною великим подвижникам широтою мысли. Помню, как при разговоре о том, почему дворниками в Зимнем дворце служат татары, о. Иоанн с доброй улыбкой сказал: "Татары-то иногда лучше бывают". Когда скончался о. Иоанн, то всей Руси показалось, что ушла великая сокровищница русская перед новыми для земли испытаниями. Вследствие отъезда не пришлось быть на погребении о. Иоанна. Так и остался Он как бы неушедшим, а Его светлопрозорливый взор живет навсегда во всех, кто хотя бы однажды видел Его. И в наши времена не обделена земля великими подвижниками, крепкими, светлыми воеводами земли русской".
Николай Константинович с неизменном теплотой и глубоким уважением вспоминал и о других владыках Русской православной церкви, с которыми ему выпало счастье встретиться на жизненном пути:
"Незабываемы также встречи и с другими Иерархами, среди которых всегда остаются живыми и встречи с митрополитом киевским Флавианом, и работа по украшению Почаевской лавры с блаженнейшим митрополитом Антонием, и посещения Им совместно с митрополитом Евлогием нашей иконописной мастерской при школе Императорского общества поощрения художеств.
Митрополит Флавиан особенно ценил строгий византийский характер фресковой живописи. В моих эскизах для церквей под Киевом Он отмечал именно это качество. Блаженнейший митрополит Антонин вообще глубоко ценил старинное икононисание, которое, как нельзя более, отвечало и всему богослужебному чину. Помню, как при обсуждении одной из мозаик для Почаевской лавры я предложил избрать сюжетом всех Святых стратилатов Православной церкви, и митрополит вполне одобрил это, подчеркивая и умственность такого образа. Помню, как владыка Антонин, смотря на мою картину "Ростов Великий", проникновенно сказал: "Молитва Земли Небу". Драгоценно и радостно было встречаться с владыкой на путях церковного художества и видеть, как глубоко Он чувствовал священное благолепие русской иконы. А ведь в те времена не так часто еще понималось высокое благолепное художество нашей старинной иконописи и стенописи. В то время покойный император еще с прискорбием замечал: "Если моя бабка могла иметь в Царском Селе китайскую деревню, то могу же я иметь там новгородский храм". Глубокая скорбь о несправедливых суждениях сказывалась в этом замечании".
Накопленные знания и богатый исторический, археологический и этнографический материал позволил Николаю Константиновичу в 1895–1896 годах создать одни из первых своих больших работ "Вечер богатырства Киевского" и "Утро богатырства Киевского". Собственно, их создание привело к основанию первой большой серии работ художника на тему "Начало Руси. Славяне". План серии выглядел таким образом:
"1. Славяне (Поселок. Сходка. Говорит выборный. Взаимные отношения старого и молодого элементов.)
2. Гадание (Перед походом. Старик и кудесник у Дажьбо-говой криницы.)
3. После битвы (междоусобной).
4. Победители (С первым снегом — домой с добычей.)
5. Побежденные (На рынке в Царьграде. Параллель между пышными византийцами и большим живым куском мяса — толпою пленных. Купцы арабы. Служилые варяги.)
6. Варяги (в ладьях — на море).
7. Полунощные гости (весенний наезд варягов в славянский поселок).
8. Князь (Прием дани. Постройка укреплений. Идолы.)
9. Апофеоз. Курганы".
Замысел такой серии был принципиально новым для русской исторической живописи, но в лице А.И. Куинджи и В.В. Стасова нашел сторонников и одобрение. Стасову импонировал сам интерес Рериха к родной истории и ее интепретация, построенная на научной археологии и этнографии, а Арихип Иванович поддержал масштаб замысла, широту его охвата.
Два плодотворных года продолжалось обучение Н.К. Рериха в мастерской А.И. Куинджи. В начале 1897 года в Академии художеств разразился немалый скандал, вынудивший принципиального Куинджи покинуть ее стены, когда академию захлестнула волна студенческих волнений. Он вступился за студентов, попытался отвести от них наказание начальства. Этот факт возмутил великого князя Владимира Александровича, главу академии, потребовавшего немедленной отставки Архипа Ивановича. И эта вынужденная отставка состоялась. Вместе с тем состоялось и совершенно непредвиденное для руководства — ученики А.И. Куинджи подали прошения об отчислении из Академии. Руководство, пытаясь не допустить массового выхода студентов А.И. Куинджи, в свою очередь, предложило им места в мастерских других профессоров, от чего они, за исключением четверых, отказались. Отказался и Рерих, которому было предложено место в мастерской И.Е. Репина и заграничная поездка за счет академии после ее окончания. После долгих трений и споров было решено оставить всех студентов до защиты дипломов по работам, которые они могли бы подготовить и представить руководству. Николаи Константинович подготовил в качестве дипломной работы картину "Гонец. Восстал род на род" и представил ее на конкурсной выставке в ноябре 1897 года.
Сюжет этой работы относится к древним славянским временам родового строя. В полумраке ночи под лунным светом спешит гонец сообщить сородичам, что скоро будет война, ведь восстал род на род. Ни сюжет, ни цветовая гамма на являлись особо выигрышным, или чем-то совершенно новаторским в русской живописи, а стали, пожалуй, одним из первых пророческих произведений-предчувствий, предвосхитивших грандиозные социальные потрясения, революции и войны России начала XX века.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!