Дневник 1812–1814 годов. Дневник 1812–1813 годов (сборник) - Александр Чичерин

9 июля. Вторник.

Лагерь между Зеньково и Заречьем. Продолжая наступление на Витебск, наш корпус выступил в 4 часа утра, сделав 25 верст, и к 7 часам вечера остановился, не доходя Заречья. Утром полковник Криднер сделал мне строгий выговор совершенно без всякого повода. Князю Броглио[67] тоже досталось. Возмездие мы отложили на вечер, когда должна была разразиться гроза над его головой. По прибытии на стоянку все офицеры полка сошлись у своих батальонных командиров, бывших с ними заодно, и объявили им, что они намерены потребовать у командира полка полковника Криднера довести до сведения великого князя, что офицеры, не имея возможности долее терпеть грубого с ними обращения командира, ходатайствуют, чтобы его обуздали. Вследствие этого батальонные командиры полковник Посников, Писарев и барон де Дамас отправились к Криднеру, и полковник Посников ему объявил, что, согласно его приказанию, по истечении 24 часов он вместе со своими товарищами явился ему объявить, что его офицеры не раздумали, напротив, совместно со всеми офицерами двух остальных батальонов настаивают, чтобы было доложено об этом великому князю. Товарищи полковника Писарева, в свою очередь, повторили то же самое. Полковник Криднер, взбешенный, вынужден был немедленно отправиться с рапортом к великому князю. (Государь давно одобрил офицерские суды, и благодаря им многие негодяи были удалены из полка. Криднер вполне заслужил ту же участь.) Была всеобщая радость, несмотря на то что дело могло принять дурной оборот. Князь Голицын был главарем.

10 июля. Среда.

Лагерь у Погорелец. Наш корпус находился в пути с 5 часов утра до 3 часов пополудни. Дождь шел все время. Этот переход, хотя сравнительно и небольшой, был очень утомителен. Едва мы прибыли на стоянку, приехал верхом великий князь, весь в грязи и промокший, он приказал созвать всех офицеров. Будучи в возбужденном состоянии, он не дождался, пока все офицеры собрались, и, когда я пришел, уже начал говорить. Вот подробности этой картины: великий князь сошел с лошади, которую держали тут же в стороне. Он был окружен офицерами и говорил ровно и спокойно. Полковник Криднер держался в стороне, так же как и лошадь великого князя. Он имел вид пришельца с того света. «Господа, – сказал великий князь в то время, когда я приблизился, – враг в центре государства. Он без боя занял шесть губерний только одним наступлением. Можно ли в такое время возбуждать вопросы личного честолюбия? Помните, что вы должны служить примером армии. Помните, что вы русские дворяне и у вас должна быть только одна мысль, одно стремление – спасти ваше Отечество от той опасности, которая, я от вас не стану скрывать, грозит ему. Первый долг военного – подчиняться, хотя бы дали камень в командиры (при этих словах он взглянул на Криднера, которому, вероятно, не особенно лестно было такое сравнение). Вы, господа батальонные командиры, слишком балуете ваших молодых офицеров, в особенности вы, барон де Дамас (из батальонных командиров Криднер меньше всего любил барона де Дамаса, который в лагерях у Свенцян устроил ему сцену, и великий князь, вспомнив теперь это, в мягких выражениях повторил всю хулу на барона де Дамаса). Вы, господин Храповицкий, если считали себя оскорбленным полковником, не должны были допустить, чтобы весь состав офицеров принял на себя вашу защиту, и вы сами должны были потребовать удовлетворения. Впрочем, я считаю, что полковник поступил правильно, вы заслужили строгий выговор (затем, обращаясь ко всем), я вас прошу и надеюсь, господа, что вы прекратите этот беспорядок и, помня, что всякие сходки законом запрещены, вы осознаете проступок, вами совершенный, восстав против вашего командира, и постараетесь загладить проступок этот примерной службой. Повторяю, надо подчиняться камню, если его ставят вам начальством. Может быть, я сам, говоря с вами, испытываю это на себе и подчиняюсь кому-то, который должен быть под моим начальством (намек на разлад между великим князем и главнокомандующим армией Барклаем де Толли).[68] Я вас заклинаю, господа, ради меня подчиняться вашему командиру и не забывать, что теперь военное время, нарушение дисциплины наказывается смертной казнью и что господин Храповицкий заслужил ее, и если он ей не предан, то исключительно по снисхождению. Прощайте, господа, и ради любви ко мне прекратите этот беспорядок, который очень огорчил государя». «Для Вас, ваше высочество, мы все сделаем», – закричали разом все офицеры. Великий князь успел в это время уже сесть на лошадь, пришпорил и издали крикнул нам: «И для полковника, господа». Вслед за этим полковник Криднер, подойдя к нам, обратился к полковнику Посникову, старшему после него, со следующими словами: «Полковник, я не желаю больше командовать частью, которая так поступила по отношению ко мне, и передаю вам командование». Все офицеры во главе с полковником Писаревым, старшим после полковника Посникова, обратились к последнему с выражением радости быть под его начальством. Полковник Криднер, успевши отойти всего на несколько шагов, возвратился и объявил полковнику Посникову, что он опять принимает командование для того, чтобы доставить себе удовольствие наказать главных зачинщиков всех козней против него. «Полковник Писарев, – сказал он, – дайте мне вашу шпагу, я вас арестую». Офицеры, начавшие уже расходиться, немедленно возвратились, и князь Голицын первый сказал: «За что вы, полковник, арестовали полковника Писарева, мы все столько же виноваты, как и он…». Но полковник Криднер не дал ему договорить и потребовал от него шпагу. Барон Фредерикс[69] хотел сказать несколько слов, но и его постигла та же участь. Тогда несколько человек заговорили одновременно. Криднер не счел возможным продолжать аресты, сел на лошадь и поскакал вслед за великим князем. Мы порешили не оставлять наших товарищей и во всем разделить их участь, разошлись по палаткам. Остальной день прошел в томительном неведении, а Писарев, Голицын и Фредерикс отправились на гауптвахту.

11 июля. Четверг.

Лагерь у Витебска. Наш корпус снова выступил в 5 часов утра, перешел Двину у самого Витебска и сейчас же за городом стал лагерем со всей 1-й Западной армией, часть которой мы составляли. Во главе полка появился командир, но у него был такой угрюмый вид, в каком его никогда не видели. Он слова не проронил во весь переход. Как видно, ему нагорело.

12 июля. Пятница.

На местах. Великий князь приказал возвратить шпаги Писареву, Голицыну и Фредериксу. Криднер устранил Писарева от командования батальоном нашим и, сказавшись больным, передал полк полковнику Посникову. Немного спустя генерал барон Розен возвратил Писареву его батальон ко всеобщей радости. Великий князь получил распоряжение оставить армию и прибыть ко двору, а командовать нашим корпусом поручено генерал-лейтенанту Лаврову.[70] 4-й корпус выступил ночью.