Мишка и волшебный цветок - Екатерина Береславцева

– Ну да, тебе легко говорить, – пробурчал Мишка. – А как я бабушке всё расскажу? Стыдно…

– Стыд не дым, глаза не выест! – хохотнуло привидение, взмывая в воздух. – Ладно уж, поднимайся и поведай мне, что такого страшного ты натворил.

Мишка долго собирался с духом, чтобы начать рассказ, а потом слова покатились, словно маленькие горошинки. Когда он закончил своё не такое уж и длинное повествование, прабабка облегчённо вздохнула.

– Эх, Михаил, а я-то уж испугалась! Нет, не буду тебя выгораживать, ты в самом деле поступил нехорошо, воспользовавшись чужими мыслями. Но что меня радует, – и Прасковья Матвеевна ласково улыбнулась мальчику, – что у тебя доброе и совестливое сердце. Ошибки совершают все, но не все могут достойно их исправить. Так что не плачь и не кори себя за проступок, а честно расскажи обо всём бабушке. Уверена, вы с ней что-нибудь придумаете!

– Но как же мне быть с математикой? Я ничего в ней не смыслю! Бабушка говорит, что у меня ум гуманитария, – с важностью повторил взрослые слова Мишка.

– У тебя ум человека, который не верит в свои силы, – усмехнулась прабабка. – Вот послушай, расскажу я тебе одну историю.

Она приземлилась на письменный стол и беззаботно поболтала ногами.

– Была у меня в юности подруга Матильда Карапузова, Мотька. Весёлая была девчонка, рыжая, как огонёк, и такая же горячая. Но при этом жуткая трусиха – она панически боялась высоты. Мотька всегда сидела в сторонке, когда мы прыгали с крыши сарая во дворе или когда гуськом ползли вдоль обрыва над рекой, добираясь до заветной полянки с земляникой. И что ты думаешь? В один из солнечных дней она спрыгнула с крыши самого высокого сарая, куда не решался забираться даже красавчик Лёха, самый бесшабашный из наших ребят. Мы все, конечно, ахнули. А Мотька, встав на ноги после триумфального приземления, повела бровью, откинула назад рыжую чёлку и гордо прохромала к подъезду. Потом, когда я навещала её дома, она, шевеля босыми пальцами правой ноги, выступающими из-под гипса, рассказала мне, как готовилась к победному прыжку. У нас за домом растёт высокая ветвистая липа. Так вот эта девочка, по утрам, когда все соседи ещё досматривали последние сны, пробиралась потихоньку к дереву, расстилала под ним пуховое одеяло, забиралась вверх, с каждым днём увеличивая высоту, и прыгала.

– Ого! Ничего себе девчонка! – восхищённо воскликнул Мишка.

– Я тебе больше скажу. Во время войны Мотька была самым бесстрашным лётчиком в полку. Её так и прозвали «Рыжая бестия». А ты говоришь, математика!

– Я всё понял, пра. Ты не беспокойся, я буду заниматься.

– Вот и хорошо. Оставляю тебя, мой милый, надеюсь, мой рассказ хоть чуточку тебе помог.

– Постой, я у тебя хотел ещё что-то спросить! – торопливо сказал Мишка.

– Ну?

– А ты… какие у тебя способности? Вот бабушка может взглядом поджигать, я запахи и мысли на расстоянии чувствую, Василиса могла ветром управлять, а ты?

– Я-то? – улыбнулась она. – Моя стихия – вода. Могу заморозить до смерти или превратить в пар, наслать дождь с градом или высушить до почернения. Видел бы ты, Михаил, какой я однажды снегопад устроила, когда молодухой была! Самый настоящий, с метелью!

– Расскажи, ба! – умоляюще попросил мальчик.

– Прогуливались мы в тот вечер с Мотькой в парке, – начала рассказывать прабабка. – День стоял очень жаркий, и мы, насобирав с ней мелочь из карманов, купили два эскимо. Как сейчас помню, два замечательных холодных брикета в серебристой фольге. Страсть как люблю мороженое! – облизнулась она. – Так вот, подхватив краешек фольги, я медленно, чтобы оттянуть сладкий момент, начала снимать её с лакомства, как вдруг Мотька толкает меня под руку, и моё мороженое выскальзывает из пальцев и шмякается на асфальт, представляешь?! «Ну ты растяпа!» – кричу я подруге и тут, наконец, вижу, что она показывает рукой куда-то вправо, шепча при этом: «Балда, там твой Костик!» Ничего пока не понимая, я разворачиваюсь в ту сторону, и глаза мои загораются жёлтым огнём – по другой дорожке идёт мой кавалер под ручку с какой-то разукрашенной девицей. Они глупо хихикают, и в руке у этой нелепой девахи подрагивает в такт её смеху вялый цветок.

Жёлтый огонь моего гнева превращается в красный, разгораясь с неимоверной силой. Чтобы поскорее выплеснуть из себя свою злость, я и придумываю этот спектакль. Внезапно ярко-синее небо начинает бледнеть и обрушивается на землю неистовым белым снегопадом. Я добавляю ветра, и снег начинает кидаться на прохожих с яростью диких псов.

Ты даже представить себе не можешь, мальчик мой, что тут началось! Сначала люди просто обалдели, стоя с поднятыми головами и с изумлением всматриваясь в сошедшее с ума небо. Потом, видя, что снегопад не прекращается, они стали разбегаться кто куда, чтобы хоть как-то прикрыться от бушующей стихии. Ватага молодых ребят припустила со всех ног к беседке, надеясь укрыться под её ненадёжной крышей, кто-то поспешил спрятаться под деревьями, приблизившись вплотную к их стволам. Бабули, сидевшие мирно на лавочке, заголосили в один голос: «Конец света!» и заметались по заснеженным дорожкам, пряча лица от холода и закрывая себя руками. Через пять минут снег под ногами заледенел, и растерянные люди, обутые в лёгкие летние сандалии и босоножки, стали потихоньку, скользя и падая, продвигаться к выходу из парка.

Прасковья Матвеевна чуть помолчала, вглядываясь погрустневшими глазами в прошлое, и продолжила:

– Мой гнев прошёл так же внезапно, как и начался. Вместе с ним растаяли и обезумевшие снежные хлопья. Парк стал приходить в себя. Кто-то громко и нервно засмеялся. Ошарашенные люди, ещё десять минут назад незнакомые друг с другом, начали бурно обсуждать невиданное чудо, выдвигая свои версии случившегося.

«А я вам говорю, это инопланетяне! Напустили на нас метель, чтобы незаметно приземлиться на своей летающей тарелочке».

«Какие такие тарелочки, о чём вы, батенька, говорите? Я своими ушами по радио слышал, что нет никаких инопланетян. Зима у нас была тёплая, вот и выпал летом снег. Всё это научно доказуемо. Уж поверьте мне, у меня сын возит самого академика Иванова!»

«Вот люди, несут невесть что! Выдумали каких-то инопланетян! Я уверен, что это французы изобрели тайное оружие, чтобы через сто пятьдесят лет отомстить нам за Наполеона!»

Стараясь не прислушиваться к разговорам, я пыталась унять возникшую внутри меня противную дрожь, которая начиналась, казалось, в горячем мозгу и опускалась в ослабевшие ноги.

«Мотька, пойдём на лавочку присядем», – попросила я свою рыжую подругу, которая в этот момент подавала молодой испуганной мамаше одеяльце, упавшее с коляски.

«Тебе плохо, Проня, да? Ты такая бледная! Испугалась?» – схватила меня за руку Мотька.

Я кивнула, и мы побрели к ближайшей лавочке, на которой ещё оставались мокрые следы недавней стихии. Постелив сверху свой белый шифоновый платочек, Мотька помогла мне сесть и притихла рядом, обняв меня за плечи. Я закрыла глаза. Мне было очень стыдно. Я вспоминала потерянные глаза замерзающих людей, и душный стыд алыми пятнами покрывал моё лицо. Именно в тот момент я поклялась самой страшной клятвой, какую знала, что никогда больше не буду так бездушна к людям.