Плацдарм «попаданцев». Десантники времени - Александр Конторович

Всеслав

М-да, вот уж не думал, что на второй молодости лет стану… Нормально так — 148 зэков, тридцать моих индейцев в охранниках, шесть индианок в поварах, Курбаши на связи и я, любимый, — кумом. Для полного счастья не хватает телогреек с номерами, вышек и колючки… ну да, воздвигли мы ударным трудом английских пленных два барака-полуземлянки, столовую они же оборудовали, больничку, построили их в две шеренги и Дядя Саша произнес речь на момент того, что за грехи надо бы отработать, план — закон, выполнение — долг, перевыполнение — честь, кто работает хорошо, тому усиленная пайка — и вот вам начальник. И меня вытолкнул. Блин, я ж по-английски только «фак» знаю! Ну, прочитаю-то что угодно, а вот от произношения ихнего — натурально плющит.

Это так командир мне за доброту мою отплатил, и за предновогоднюю планерку. Факт, я там оттянулся, камрад Зануда даже тихо аплодировал. Ну какое, на фиг, золото по зиме? Народ не из Сибири, явно не мерз ни разу. Каменный уголь, по карте километрах в тридцати можно открытым способом разрабатывать! Не замерзнем зимой — летом хоть что делать будем. Хотим — золото добывать, хотим — железо… железо нужнее, золото для нас сейчас вредно. Нас с индейцами вместе — всего 448 по данным переписи, включая женщин, детей, стариков и песика Гарма, спалимся на хорошем месторождении и нас стопчут чисто массой!

Зэки мои — моряки. Солдатиков, которые живые остались, мы от греха подальше отвели в холмы, почти на границу пустыни, сунули уцелевшему офицеру компас со словами, мол, вон там на три лаптя левее Солнца — Нью-Амстердам, выдали по ружью и пять зарядов на пятерых, и отпустили. Сомневаюсь, что дойдут. Но совесть чиста, у меня так устраивать массовое убоище рука не поднялась бы… Большой Медведь, правда, был в недоумении сначала, но после моих объяснений проникся к нам еще большим уважением — это ж надо, такую жестокую месть придумать, отправить голыми и босыми через земли равнинных племен, каждый пятый скальп — призовой… в общем, морячки попали. Копают от рассвета до заката, с перерывом на обед и общие с охраной занятия. Русскому языку учу и тех, и других. Русский матерный в довольно широких пределах они уже освоили… ну и с индейцами отдельные занятия вечером, кто от караула свободен — фехтование, тот же язык, стрельба, тактика, взаимный мордобой. По весне обещают лошадей, будем верховую езду осваивать. Раз в 10 дней — выходной. Вчера был. Стирались, мылись и т. д. Я в стойбище съездил, потом в баню в лагере сходил. Поймал там Клима, который с англичанским наречием дружит, попросил прочитать с файла, выучил, вроде стало получаться… Сейчас проверим. 07.00, подъем, однако. Глухо гудит деревянное било, индейцы у бараков орут: «На расс, фодэ, уркка! Таа послетнекоо, bliad!», англичане строятся побригадно — все как положено, орднунг, однако. Сажусь на коня, выезжаю перед строем:

— Великий вождь Хитрый Лось, пленные для работ построены! — докладывает на нуму дежурный по лагерю. Ничего, к весне начнут говорить нормально.

— Первая, вторая, третья бригада — направо, копать дорогу! Четвертая бригада — заготовка камня! Пятая бригада — заготовка кустарника! Вперед! — руками показываю, кто куда… нуму разбирают подопечных, я еду с теми, кто дорогу строит сегодня. И вот, время прикола, время мечты, которая сбылась! Начинаю:

— Специально для вас, граждане заключенные:

Take up the White Man's burden —

Send forth the best ye breed —

Go, bind your sons to exile

To serve your captives'need;

To wait, in heavy harness,

On fluttered folk and wild —

Your new-caught sullen peoples,

Half devil and half child.

Елена — Сара-Энн Годдард

Все. В конвои больше не хожу. Приятно, конечно, размять ноги вне форта, но конвоировать пленных… Не мое это дело. Времени прошло совсем немного, но пообноситься англичане все-таки успели основательно. С чего это так расхвалено было в 18 веке английское сукно? Мой комбез защитно-пятнистой окраски пережил и химические экзерсисы, и опыты с порохом, и бой с англичанами, переживет и многое другое. По крайней мере, в кучу драного тряпья превратится еще не скоро. А эти выглядят так, будто наша Шпанка по ночам без устали точит о красные камзолы свои внушительные коготки. А потом Гарм довершает дело своими жуткими зубами.

Что-то пушистое теранулось о мои ноги.

— Шпана, а ну брысь домой!

Вредная любительница жевания проводков от ноутбука команду проигнорировала. Мявкнула тихонечко и, гордо задрав до одурения пушистый хвост, распустившийся на ветру как флаг, зашагала параллельным курсом.

Ну, и что ты будешь с ней делать?

— Салли?

Я далеко не сразу сообразила, что обращаются ко мне. Точнее, к Саре-Энн. Индеец-конвоир замахнулся на кого-то палкой, но я остановила.

— Кто меня звал? Пусть выйдет сюда.

Ага. Худощавый субалтерн лет примерно двадцати, и такой же блеклый… как и его старшая сестрица Сарочка.

— Здравствуй, Джимми, — ровным голосом сказала я.

— Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Как и я тебя.

— Эй, — послышался недовольный голос Хитрого Лося — Большого Друга Индейцев, — это кто там колонну задерживает?

— Я. Слушай, мне тут с этим типом парой слов перекинуться бы — все-таки брат.

— Надеешься вербануть? Ну-ну, Бог в помощь…

На всякий случай он оставил со мной одного индейца — мало ли что. А я отвела «брата» к бревнышку, удачно лежащему на солнышке, мы присели… и долгих пять минут просто молчали. Я, честно говоря, не знала, что сказать. Жизнь Сары-Энн до моего в нее, гм, попадания вспоминалась с каждым днем все реже и хуже. Я и Джима Дэвиса-то признала только потому, что брат и сестра были очень дружны. А он… Он просто не узнавал Сару-Энн. Естественно: перед ним была только ее физическая оболочка, притом очень сильно отличавшаяся от того, что он помнил. А вы говорите — материя первична…

— Ты изменилась, сестренка, — негромко сказал он, рисуя прутиком на земле какие-то закорючки.

— А ты остался таким, каким и был, — я подвела итог сравнения памяти Сары-Энн с увиденным зрелищем. — Все тот же солдат империи.

— Что тебя связывает с этими русскими? Ты же англичанка, муж твой англичанин.

— Верно, Джим. У меня еще брат англичанин, папа и мама англичане, бабушки с дедушками как будто не французы, и так далее. Что с того? Я должна тебя отпустить?

— Не кипятись. Почему ты, вооруженная, конвоируешь своего безоружного брата пилить деревья? Почему русские верят тебе?

— Мы с Джонасом пришли к ним с миром. Ты пришел с войной. Вот тебе и разница, братик.

— И… никаких ущемлений?

— Джим, — серьезно произнесла я, не спуская палец с курка — тоже, мало ли что. — Всех, кто приходит к русским с миром и признает их общественные законы, они считают СВОИМИ. Здесь полно индейцев. Может, кто-то из пленных тоже захочет стать одним из нас. При условии беспрекословного соблюдения местных законов и верности окружающим людям, стать своим — не проблема. А вы… Тебе рассказать, что за могилка там на холме, или сам догадаешься?