Том 2. Лошадь Паллада - Борис Бета

от 2-ой Матросской до «Золотого Рога». На углу Алеутской они покинули вагон и скорым дружным шагом бросились вверх по Светланской. Лишь около Корейской они переглянулись:

– На Безымянную? – спросил высокий.

– Ну да, – отозвался низенький.

Но Безымянной батареей нашим героям пришлось полюбоваться лишь издали: японские солдаты, расставленные цепью, не подпускали любопытных ни к орудиям, ни ко входам в казематы.

Приятелям довелось принять рассеянный вид «космополитов, эстетов и поклонников искусства», – созерцать залив поодаль. А простертая внизу водная нива была темна окраской в этот пасмурный час. Пена валов всплывала здесь и там, темный парус шаланды качался, отдаляясь медленно, но неуклонно – шаланда шла, по-видимому, к Янковскому.

В силу вышеупомянутых сторожевых цепей из японских солдат на одной из батарей бывшей Владивостокской крепости, – всем лицам, заинтригованным двумя убийствами, доводилось вновь обратиться к печати; на удивление дружно все, даже самые малограмотные и нигде не дипломированные обыватели Владивостока, сгрудились перед плакатами, что возле москательного отделения т. д. Кунста и Альберса, а также начали свирепую облаву на газетчиков, т. е. на подростков и на взрослых китайцев, торгующих в розницу произведениями периодической печати.

В редакциях гудело небывалое одушевление. Демоны репортажа (имена их незачем перечислять, ибо в каждой редакции имелся свой демон или демоненок), демоны репортажа строили сообща или в одиночку соображения о том, кто, что, как, почему…

В одном месте решили, что загадочные буквы Б. Б. обозначают инициалы имени и фамилии пишущего эти строки.

В другой редакции определенно решено было, что Б. Б. – это Б. Лобановский.

Циркулировала версия почитать Б. Б. за Б. Т. – псевдоним Б. И. Тугаринова, который в это время с мистическим видом скупал фабрикаты вр. хабаровского купца Ласькова в районе Мальцевского и цитировал на ходу Сольвея.

Однако все редакции пришли к единодушному решению, что на Безымянную батарею следует послать коллегию из специалистов не только по репортажу, но грамотных и в артиллерии.

Такая коллегия в составе М. Юинга и г. г. Клярена, Ноэля, Л. А. Сильницкого и младшего из Маркиных, – кажется, устроила пеший рейд на Безымянную батарею и выяснила.

И выяснила, что японское командование почему-то вдруг стало к Безымянной батарее неравнодушно очень. И даже весьма очень.

В газетах появилась нота, которую называли вербальной, а покойников тем временем похоронили.

Борис Бета.

(Во вторник будет II-ая глава, написанная А. Несмеловым).

Глава II

В восемь часов вечера того дня, когда два бездельника в остроносых американских ботинках занимались дедукцией, к дому Коврова, на 5-ой Матросской, подошел молодой человек в сером летнем пальто и черной широкополой шляпе, надвинутой на самые брови.

Опасливо осмотревшись и убедившись, видимо, что он один, а завечеревшая улица ничем ему не угрожает, – молодой человек стукнул три раза в дверь.

Через минуту дверь осторожно приотворилась. В щель выглянуло старушечье лицо. Затем звякнула снятая предохранительная цепочка и старуха прошептала:

– Входи скорей.

Молодой человек очутился в темной маленькой прихожей. В страшном изнеможении он сел, покачнувшись, на сундук.

Из соседней комнаты в узкую дверную щель пробирался косой и желтый луч зажженной уже лампы.

– Вот, – сказала старуха, – убили Ниночку…

И всхлипнула.

– Как же быть, Глеб?

Молодой человек встал.

– Они еще не были в ее комнате? – сдавленным шепотом спросил он.

– Нет.

– Пойдем.

Через маленькую, нищенски обставленную столовую они прошли в дальнюю каморку. Несмотря на убожество квартиры, в этой комнате чувствовалось, что здесь жила женщина, любившая некоторый комфорт и шик. Пахло хорошими духами. На столе, перед прекрасным зеркалом в массивном серебре – стояли изящные дорогие безделушки.

– Как же быть-то, Глебушка? – заплакала старуха, садясь на постель, покрытую лиловым шелковым одеялом. – Ведь если они Локутову убили – и до нас завтра доберутся?

Глеб брезгливо поморщился. Видимо, его оскорбляло то, что старуха обращается к нему как равному и соучастнику.

– Оставьте меня здесь одного, – сказал он.

Старуха вздохнула и замялась.

– Что? – спросил молодой человек и в его голосе послышалась сталь.

Хищное и желтое лицо женщины вздрогнуло. Она поспешно вышла.

Заперев за нею дверь на задвижку, молодой человек почти в полном отчаянии сел в камышовое плетеное кресло. Медленным движением достал из кармана пальто черный «Веблей».

Казалось, он хочет убить себя. Потом он закрыл глаза. Глубоким дыханием втянул в себя душистый, пахнувший женщиной воздух.

И – точно очнулся.

– Надо! – хрипло сказал он.

И встал.

Отбросил, почти оторвал от пола японскую циновку. Нажал на половицу. Один конец ее поднялся.

Глеб вынул доску.

Он шарил руками в дыре.

– Вот!

Он достал кожаный саквояж. Поставил его рядом. Привел в порядок пол.

Потом опять сел в плетеное кресло и, держа на коленях саквояж, раскрыл его.

В нем лежала препарированная формалином, коричневая уже, как кожа саквояжа, человеческая голова. Она, судя по седеющим и коротким волосам, принадлежала мужчине лет 50-ти.

– Вот ты опять у меня! – сказал с тоской Глеб. – Ты, кому подчинялось…

Он не договорил.

Его охватывал суеверный ужас. Ему казалось, что голова поднимает коричневые веки.

Глеб бросил ее в саквояж. И встал. На пороге его встретила дрожавшая старуха.

– Там? – спросила она, показывая на саквояж. Глеб кивнул головой.

. . . . . . . . . .

Но вернемся к бездельникам в остроносых американских ботинках. Один из них, конечно, Борис Бета.

Другой. С другим я не знаком. А с незнакомыми разговаривать неприлично.

К вечеру они угостились уже шестью порциями китайского «самовара» и поэтому им было не до дедукции – дай бог до дому по индукции добраться.

Все-таки оба влеклись.

Вдруг на углу Алексеевской и Светланской к ним подскочили трое. Все в черном. Все в масках. В руке у каждого по нагану.

– Стой!

– Трудно, но стоим, – пошатываясь, ответили бездельники.

– Вы Борис? – спросил глухой голос из-под маски.

– Борис, – ответил Бета.

– Вы Бета? – еще глуше спросила маска.

– Бета, – признался Борис.

– Так, значит, – закричала маска, – вы и есть Б. Б.!

Чувствуя, что приближается смерть, Б. Бета схватился за сердце.

Оно, решив, что все равно помирать, почти не билось.

Писатель задохнулся.

«А дух возьмут служить в библиотеках», – процитировал он сам себя.

Вдруг рядом раздался крик:

– Стойте, стойте! Это роковое совпадение!..

Между бездельниками в американских ботинках и масками выросла стройная фигура Глеба. В руке у его был коричневый саквояж.

– Скорей следуйте на Безымянную батарею, – строго сказал он маскам. – Магистр уже там. Бойтесь автомобиля № 357. А вам, – обратился Глеб к Борису Бете, – я советую переменить псевдоним.

Видя, что на глаза писателя навертываются слезы, Глеб сжалился:

– Ну, имя можете переменить – это все равно, – сказал он и