Повелитель войны - Иван Петров

Похоже, занесло нас сюда где-то в начале лета, сейчас осень и, наверное, впереди – зима. Очень мешает точности оценок то, что какую-то часть времени я был без сознания или не в себе, проще говоря, не вел календарь, как Робинзон Крузо. Мы даже не успели определить продолжительность суток, как нас повязали. Сейчас у меня биологические часы уже сбились, в сутках может оказаться и двадцать, и двадцать шесть земных часов. Луна одна, никаких знакомых или запоминающихся пятен на ней нет. В общем, это мне тоже для определения времени ничего не дает, даже не высчитал количества дней в месяце – не было у меня пока спокойного месяца. С местными не разговариваю и не планирую учить их язык. Нет желания. Ну, это другая тема, сейчас опять заведусь. Всё.

Все. Продолжим. Я на их земле, а не они на моей. Они здесь жили и пусть живут дальше. К порталу явно отношения не имеют, то есть не виноваты. Непосредственные участники событий первых недель, как я понимаю, все уничтожены эпидемией. Вылеченные мною с этим никак не связаны. Разве что «те же звери из той же рощи»[10].

Разговаривать с ними не обязательно, но общие интересы могут быть. Оставляем для общения Цэрэна. Пока этого достаточно. Прогрессорством не занимаемся, не заслужили.

Далее. Они скотоводы. В основном – кони, верблюды, овцы, есть козы. Собаки, конечно, собаки. Вроде бы все, что видел. Но, кроме кожаных деталей одежды и панцирей, имеются вещи, изготовленные из различных тканей. Очевидно, существуют другие страны и народы, которые это производят. Металл – аналогично: в обследованном мною стойбище никаких следов кузни, и при этом у них полно изделий из металла. Не булат, но вполне приличное железо на мечах. Котлы медные или бронзовые, даже наконечники у стрел металлические, хотя видел и костяные. Украшения: золото – точно, возможно, серебро. То есть имеются шахты, металлоплавильни и, опять же, торговые связи.

Мука – ну это непонятно: что и из чего. Землепашество – вопрос пока оставим открытым. Религия – это ясно, шаманизм. Госустройство – не выяснил, мало информации. Армия – как ни странно, есть, и слишком большая для того гражданского населения, которое я видел. Армия неплохая, сплошь кавалерия, с этим надо будет заняться посерьезнее. С кем-то воюют, ждут нападения? Пожалуй, первое, что я объясню Цэрэну – что такое карта. Да. Это меня сейчас больше всего интересует, пусть поспрашивает и даст мне хоть какую-то карту. К тому же нужны точные данные по эпидемии.

Я приказал, чтобы все выздоровевшие взрослые мужчины и женщины стойбища, вроде бы обладающие свежевыработанным иммунитетом к перенесенной болезни, сдали по двести капель крови из расчета пять капель на трехлитровый бурдюк конской крови. По два глотка на рыло вновь прибывшим. Сдавших помечать красной лентой на рукав и пока их больше не беспокоить. Ответственным за пересчет назначил Цэрэна, его все слушаются, недовольных пока не видно.

Выдал мальчишке свой лекарский жезл – костяную ложку. При такой человеческой скученности, порожденной подходом войск и еще бог знает кого на места недавней эпидемии, подобная профилактика, может быть, и даст результат. Попросил информировать меня обо всех случаях заболеваний в округе, хотя, конечно, идея с кровью – просто чушь. Спасти дикарей от болезней и вымирания могут только их боги. Так что Цэрэн шамана предупредил – опасность! – пусть активнее работает.

Готовлюсь ко встречам со своими новыми родственниками. Первой ко мне на аудиенцию попросилась моя старшая жена Бортэ. Остальные вообще-то после первоначального восторженного знакомства с лежащим в юрте чужим стариком с разбитой спиной совсем на встречи не напрашиваются и не заглядывают, прорывая кордоны моей охраны, и хорошо, и слава богу.

Цэрэн притащил грубую карту, начертанную ножом и углем на мягкой коже, и я в ней почти ничего не понял. Карту ему удалось буквально выклянчить, ее явно не давали, если судить по его кислой обиженной мордочке, и только благодаря Бортэ мальчуган получил желаемое. Думаю, старшая жена не интим со мной решила обсуждать: мы с нею принадлежим к разным видам homo sapiens, она не в моем вкусе, и я, хотелось бы надеяться, не в ее. Надо бы вытянуть из женщины какие-то пояснения к карте или хотя бы узнать, кто их может дать, ведь кто-то пользовался картой местности, раз она есть? С другой стороны: кочевой народ, женщина, как это было сказано еще у диких древних германцев – киндер, кирхен, эм-м-м? Кухня. Ладно, посмотрим.

Но все-таки женщина, девушка, можно сказать. Второй раз видимся, первое свидание наедине. Прежнее впечатление обо мне, думается, было не очень, надо это поправить и хотя бы во второй раз соответствовать. Да, на самом деле – надо как-то выглядеть, женщины, конечно, любят ушами, но я так молчалив, что о ее несказанной красоте смогу только рожи корчить, руками размахивать да профили девичьих головок рисовать. Эти профили, кстати, единственное, что у меня прилично получалось, пока я год посещал школу графики при Эрмитаже. Дамы потом всегда были в восторге – надо же, художник.

Утром Цэрэн приволок плоскую плошку воды, я в ней умываюсь обычно, а сегодня впервые на себя посмотрел. То, что на меня глядел старик со свалявшимися полуседыми волосами почти до плеч, усами, спрятавшими рот и сомкнувшимися с белой, без единого черного волоса бородой в две ладони, меня не поразило. Щеки с сеткой морщин – ну, догадывался, что не Ален Делон. Глаза вроде мои, обычные. Но то, что на меня из зеркала воды смотрел местный старик – это да, с этим надо было что-то делать!

В лихие годы гайдаровских реформ взял я к себе в бухгалтерию бывшую гримершу из дышащего на ладан «Ленфильма». Окончила эта женщина, двадцать лет гримировавшая практически всю актерскую элиту страны, какие-то стандартные бухгалтерские курсы с бумажкой. Работала на съемках более пятидесяти фильмов, десяток из которых я готов смотреть и смотреть. Приехала на бывшую работу, к знакомым, поговорить, может, что слышно о выдаче задолженности по зарплате. Там я ее и подобрал, просто проезжал мимо, зашел и гулял по гулким пустым коридорам. Заглядывал в открытые помещения, никто меня не останавливал и ни о чем не спрашивал, да и видел я там всего с десяток человек. Парочка лиц была знакома, но сейчас уже не вспомню, кого узнал.

Так вот, пока гримерша у нас работала, стригла в конторе напропалую всех желающих. Любила свое дело, хотя как руководитель могу сказать: в бухгалтерии к ней вопросов не было. Старая рабочая закалка – и качество исполнения порученного, и дисциплина. По вечерам всех взлохмаченных приводила в божеский вид, я к ней раз пять под ножницы садился. Однажды она из меня Сталина сделала, просто постригла, задумавшись о своем. В другой раз татарский воин получился. Как-то бороду ненадолго отрастил – сделала из меня молодого Хемингуэя. Скажешь – на ваше усмотрение, и такой вот результат. Потом я прекратил ходить к ней на стрижку – неудобно, директор, эксплуатация получается, а денег она за работу ни у кого не брала.

Отец у меня рыжеватый шатен, а мать блондинка из северных лесов. И, как следовало ожидать, родился я блондином с серыми глазами и жил себе блондином – поживал, лет до семи, о чем ярко свидетельствовало множество семейных фотографий. А потом начал темнеть и волосом, и кожей, и лицом, да так, что на летних фото солнце на моей поверхности стало давать блики, как на фотографии негра. Коричневого такого, бразильского. Хоть волосы не закурчавились, и то – ура! Правда, сейчас – курчавятся, если длинные отрастают. Никого это не беспокоило, тогда национальность роли не играла, сам видел детей фестиваля, с одним приятельствовал по Дворцу пионеров у Аничкова моста, изнутри помню чувство доброжелательного любопытства, а так – человек как человек. Нет, за негра меня никто не принимал, может быть – летом, издалека. Черты-то лица европейские. А к весне я отмывался от загара.