Стая - Марьяна Романова

– А на самом деле? – затаив дыхание, спросил я.

Семенов, кашлянув, поднялся, с шумом отодвинув стул. Он нервничал, это было заметно. И странно. Я обратил внимание, что он с силой сжал кулаки – видимо, у него тряслись руки.

– А на самом деле… На самом деле Алены больше нет, – глухо ответил он, – Во всяком случае, той Алены, которую я знал и растил.

– А мы сюда приехали, чтобы… – начал было я.

– Чтобы ты кое-что увидел, – перебил Семенов. – Идем.

Я потянулся за ним в соседнюю комнату – обычная дачная комнатушка с разношерстной старенькой мебелью, истрепанным дешевым ковром и посеревшими от времени густыми тюлевыми шторами. Семенов взялся за угол ковра, привычным движением откинул его в сторону, обнажив неровный дощатый пол, в котором был небольшой люк. Тоже ничего особенного – многие строили дачные дома с погребами, чтобы хранить в земляном холоде огородные заготовки.

Семенов откинул люк, и я увидел лестницу, ведущую вниз – пожалуй, чуть глубже, чем следовало бы. Это был очень, очень глубокий погреб.

– Ну что же, идем. Только держись, пожалуйста, за моей спиной.

– А что там, трехглавый цербер на цепи? – нервно хихикнул я.

Но Семенов остался серьезным:

– Самое смешное, что ты почти угадал.

И мы пошли по лестнице вниз. Шаткие ступеньки – их явно строили второпях. Снизу веяло холодом. Шли мы в полной темноте, потому что как только мы оказались на лестнице, Семенов закрыл люк над нашими головами. Непроглядная черная темень. Я шел осторожно, ориентируясь на звук его уверенных шагов. Сразу было понятно, что ему приходится часто проделывать этот путь, его ноги помнят каждую ступеньку. Мне было не по себе. И немного стыдно за это. Взрослый мужик, отслуживший в армии, а у самого сердце колотится в этой темноте, в плену этих земляных стен. Еще и память услужливо подбросила все прочитанные в желтой прессе материалы о маньяках – у каждого второго из них был вот такой специально оборудованный глубокий земляной подвал. Кричи – никто не услышит. И никто никогда не найдет.

Я услышал лязг отпираемого замка и скрежет несмазанных петель. И только отперев дверь, Семенов щелкнул выключателем. Помещение залил скудный желтоватый свет единственной лампочки. Мы находились перед толстой железной дверью, к которой с внутренней стороны было прибито ватное одеяло. Небольшая прихожая, а за ней – еще одна металлическая дверь, с тремя замками. Увиденное нравилось мне все меньше. Даже мелькнула мысль, что пора спасаться – дернуть вверх по лестнице, только меня и видели. Но любопытство заставило меня продолжать с наиглупейшим видом стоять на месте.

– Ну что, боишься? – Семенов считал мое состояние. – И правильно делаешь. Мне самому каждый раз страшно туда идти. Ты главное, не паникуй, все время держись за моей спиной. Тогда эта тварь тебя не тронет. Цепь надежная, не порвется точно.

За дверью послышалась какая-то возня. Будто бы рычание.

– Так это вы не пошутили… По поводу зверя… – только и мог пролепетать я.

– Не пошутил, – вздохнул Семенов. – Только там не зверь.

– А кто? – Я почти шептал.

– Моя дочь. Алена.

Подвальную комнату освещала единственная лампочка – настолько тусклая, что я вынужден был остановиться на пороге, чтобы глаза привыкли к полумраку. В нос ударил отвратительный запах неубранного хлева. Сено, шерсть, гнилое мясо, экскременты – это зловоние окутывало как кокон, пробиралось в каждую пору. Мебели в комнате не было, только в самом углу валялась куча скомканного грязного тряпья.

Семенов шел первым. Я заметил в руках у него небольшой пакет.

– Алена! Твоя еда! – коротко скомандовал он.

Куча тряпья зашевелилась, и от нее отделилась пошатывающаяся фигура – как мне в первый момент показалось, собачья. Крупный темный пес, опасный и матерый, на сильных мускулистых лапах. Семенов показал мне жестом, чтобы я ждал у порога, а сам сделал несколько осторожных шагов вперед. В середине комнаты я заметил большую эмалированную миску. Семенов зашуршал пакетом и извлек – я не мог поверить своим глазам – большой кусок сырого мяса на кости. Размороженная говядина, немного посеревшая, с желтоватыми прожилками жира. Неужели он собирается накормить этим человека, собственную дочь? Мясо с глухим стуком упало в тарелку, а Семенов тотчас привычным движением отскочил в сторону.

Я услышал какое-то ворчание, потом настороженный рык. Из угла к миске медленно приближалось существо, за которым тянулась толстая полязгивающая цепь. И только когда оно вступило в пятно скудного электрического света, я заметил, что это человек, молодая женщина. Жилистые руки и ноги, порванная грязная одежда, свалявшиеся волосы, а лицо… Мне никогда не приходилось видеть таких лиц. Пустой тусклый взгляд, подергивающийся нос – как будто эта женщина привыкла пробовать реальность на запах, как будто ей была вовсе не важна картинка. Она медленно подошла к миске, наклонилась, понюхала мясо. Я сделал шаг вперед, чтобы лучше ее рассмотреть, и тогда она резко вскинула голову, оскалилась и предупреждающе зарычала. Дикий зверь, охраняющий свою добычу. Семенов схватил меня за руку и одними губами прошептал: «Остановись!»

Алена несколько раз лизнула мясо, потом ухватила его зубами и отволокла в угол. Отвернулась, и теперь мы видели только ее спину, и слышали мерное чавканье. Женщина неряшливо и жадно пожирала сырое мясо, в считанные минуты расправившись с увесистым куском.

После этого она несколько раз широко зевнула и немного сонно побрела к другой миске, стоявшей в углу – в ней была вода. Алена лакала ее по-собачьи, зачерпывая лопаткой шершавого языка. В какой-то момент она резко вскинула руку и почесала волосы за ухом.

– Ну всё, – прошептал Семенов. – Пойдем отсюда. Я позже еще спущусь и поменяю ей воду.

Мы поднялись наверх. У меня тряслись руки и губы. Кажется, никогда раньше я не ощущал себя таким растерянным. Мое сознание отказывалось верить в то, что увиденное внизу – реальность, а не страшная галлюцинация.

Семенов понимал, что со мною происходит. Молча поставил передо мною стопку с ледяной водкой, которую я без пререканий опрокинул, даже не почувствовав ее градус. Стало немного легче – во всяком случае, тело перестало дрожать.

– Вот, – спокойно сказал Семенов, – только что ты видел Алену, мою дочь. Вернее, то, что от нее мне оставили.

– Но… Но как же так… Зачем же на цепи… Это как-то…

– Бесчеловечно? – с кривой ухмылкой подсказал он. – Да, я знаю. Но поверь мне – это единственный шанс ее спасти. Я потерял жену, насовсем. И не хочу потерять еще и дочь. Я верю, что все можно вернуть. Что Алена станет такой же, как прежде. Такой, как на фотографии, которую ты видел в моем кабинете.

– Да… Но ей же нужна медицинская помощь!

– Шутишь? Ты хотя бы раз бывал в психиатрической лечебнице?

– Нет…

– А вот мне приходилось. Думаешь, я сразу принял такое решение? Конечно, я навел справки. Сходил куда надо. Мне даже устроили аудиенцию у московского светилы. Расспросил осторожно… Нет, это безнадежно. Смирительная рубашка, лошадиные дозы лекарств и постепенное угасание того человеческого, что в ней еще осталось.