Система (сборник) - Александр Саркисов

– Товарищ капитан I ранга, курсант Буткин для сдачи экзамена по основам радиоэлектроники прибыл!

– Ну вот, знает, что сдает, уже неплохо, – пошутил Собанев. Боня изобразил улыбку, медленно переходящую в гримасу.

– Ппойду я ппообедаю. Ввы уж им ссппуску не ддавайтте, – обратился Монумент к Собаневу и вышел из класса.

– Ну что вы стоите, берите билет.

Дрожащей рукой Боня взял билет.

– Билет номер семь. Первый вопрос – «Значение радиоэлектроники для военно-морского флота».

Буткин просиял, что-что, а это он знал.

– Второй вопрос – «Дискретная форма представления сигнала. Спектры дискретных сигналов, теорема Котельникова».

Радость от первого вопроса улетучилась. Наплывало неприятное ощущение неопределенности.

– Третий вопрос – «Радиопередающий тракт».

Третий вопрос прозвучал как контрольный выстрел.

Из трактов он знал только Колымский, и то по песенному фольклору.

– Ну что ж, присаживайтесь, готовьтесь.

Боня решил идти ва-банк. Он понимал, что у Монумента не проскочит, а тут хоть какой то шанс.

– Товарищ капитан первого ранга, разрешите отвечать без подготовки!

– Ну что ж, похвально. За смелость плюс один балл. Начинайте.

Единственную записанную из всего курса лекций фразу Боня выучил наизусть и выдал ее на ура.

– Это все? Может быть, еще что-нибудь хотите сказать?

– Вы же сами говорили – отвечать кратко и по существу.

– Буткин, у вас уж совсем коротко.

Зашел командир роты.

– Разрешите поприсутствовать.

– Конечно, Пал Палыч, дорогой, присаживайся.

Пнев сел за стол экзаменаторов. Посмотрел на истекающего потом Буткина и понял – нужно спасать. Он наклонился к уху Собанева:

– Вы знаете, курсант Буткин в роте на хорошем счету и к экзамену готовился серьезно.

Это не было души прекрасным порывом, просто командира роты за успеваемость драли больше, чем курсантов.

Собанев понимающе кивнул.

– Буткин, давайте второй вопрос.

– Теорему Котельникова сформулировал и доказал выдающийся советский ученый Котельников! – начал и закончил Боня.

– Подойдите к доске, изобразите график реализации телеграфного сигнала.

Боня нарисовал оси координат и включил подсознание. Из него выплывал график, очень напоминающий коленвал. Он начал неуверенно наносить его на оси.

Переживающий за него, как за родного, Пал Палыч не выдержал:

– Буткин, ты что, прямую линию провести не можешь?! Ты что, дальтоник?

Боня окончательно растерялся.

– Ну, Буткин, вспоминайте! Как можно получить сигналы с дискретным временем? – задал наводящий вопрос Собанев.

Вытерев пот со лба, Боня всем своим видом давал понять, что он напряженно вспоминает. Он бормотал себе под нос что-то невнятное, закатывал глаза и мял платок в кулаке.

Это был тяжелый случай. Помочь могла только регрессивная терапия в сочетании с глубоким гипнозом. Но и тут он бы мог вспомнить, кем был в прошлой жизни, но только не теорему Котельникова.

Процесс прервал Собанев.

– Ну а что у нас с третьим вопросом?

Боня достал из кармана билет на поезд и с глазами, полными раскаяния, протянул его Собаневу.

– Товарищ капитан первого ранга, у меня поезд завтра утром.

– Билет будете показывать проводнику! Пал Палыч, что делать будем? Ну ладно, задаю дополнительный вопрос, ответите – поставлю тройку. Какие вы знаете передающие устройства?

Боня начал неуверенно перечислять:

– Видикон, ортикон, иконоскоп…

Он перечислил практически все. Осталось назвать супериконоскоп. Собанев подбадривал:

– Давайте, Буткин, вы почти все назвали.

Сидящий за первым столом Серега Курпич больше не мог безучастно наблюдать за происходящим. Он беззвучно пошевелил губами:

– Боня.

Буткин мгновенно скосил глаза в его сторону. Серега продолжил:

– Супер.

Боня моргнул – принято.

Что это было, ультразвук или телепатия? Главное – они понимали друг друга, а окружающие ни о чем не догадывались.

Для убедительности Курпич обозначил указательными пальцами квадрат и добавил:

– Икона.

Радостный Боня шумно выдохнул:

– Супериконостас!

Собанев зашелся хохотом:

– Ну Буткин, порадовал старика! Этот ответ будет украшением моей коллекции.

Он достал из кармана тужурки старый разваливающийся блокнот, перетянутый резинкой.

– Это я просто обязан записать.

Боня почесал затылок:

– Выходит, я в историю попал?

– Не попали, Буткин, а вляпались.

Пнев вышел из класса. Его обступили курсанты.

– Ну что там, товарищ командир?

– У нас с Буткиным тройка!

Рота гудела, как потревоженный улей, обычно приподнятое в пятницу настроение было омрачено. Известие о том, что в субботу едем работать в совхоз «Шушары», воспринималось как двойной удар. Во-первых, это был удар по личной жизни, вместо рейда по женским общагам Питера появилась перспектива торчать кверху задом по колено в грязи на совхозной грядке. Во-вторых, это был удар по самолюбию, на такие работы курсантов третьего курса не посылали. Все эти морковки-картошки под мерзким осенним дождем – прерогатива первокурсников.

Понятное дело, ударным трудом поднимать село никто не собирался. Перед ужином собрались обсудить ситуацию. На повестке дня стоял один вопрос – что б такое сделать, чтоб завтра ничего не делать? Истории о подкинутых на колхозные поля снарядах передавались из поколения в поколение. О них все знали, но такое решение вопроса казалось уж слишком чересчур, да и скорее всего это были красивые легенды, ничего общего с действительностью не имеющие. Хорошо бы, конечно, если бы на поле действительно нашлась какая-нибудь мина со времен войны, но о такой удаче можно только мечтать. Нужна инициатива. На ум не приходило ничего оригинального, и Дима Локотков предложил использовать опыт поколений, но в более гуманной форме:

– Давайте возьмем макеты мин в аудитории ТМП, с лаборантом я договорюсь.

Дима был приборщиком на кафедре тактики морской пехоты, имел доступ в преподавательскую аудиторию и был на короткой ноге с лаборантом, старшим мичманом Взрывайло.