Пастырь мертвецов - Антон Вильгоцкий

– Братуха! – от философско-романтических размышлений его отвлек хриплый голос, сразу столкнувший мысли Егора с седьмого неба в куда более привычный пласт реальности. Киреев невольно вздрогнул – уж больно этот внезапный возглас был похож на на хрипение выбравшегося из могилы зомби с горлом, набитым землей. Киреев развернулся – так резко, что окликнувший его человек испуганно отпрянул, едва не врезавшись в угол ближайшего дома.

– Братуха, ну ты чего? – пролепетал он. – Я же только… ну это…

Он и выглядел-то как зомби – этот нестарый и довольно крепкий еще мужик, одетый в спортивный костюм, испачканный пылью и пестрой россыпью разнокалиберных пятен: яичный желток, кетчуп, какая-то желеобразная зеленая дрянь, и жидкая белая кашица, что, вернее всего, попала в эту мерзкую палитру прямиком из желудка владельца замызганной олимпийки. Такого мудилу Егор желал бы видеть в своем семейном альбоме даже в меньшей степени, нежели покойного уманского дельца Смагина.

– Какой же я тебе «братуха»? – произнес Киреев. Спокойно так произнес, вовсе даже не агрессивно. Но при звуке его голоса у грязного алкаша отчего-то резануло в животе.

– Ты… того… извини, если что не так, – пробормотал попрошайка. – Мне бы это… того… – обычный настрой был сломан, и он не мог даже подобрать нужных слов, хоть и занимался всю жизнь единственно тем, о чем сейчас говорил. В результате мужик просто щелкнул себя по горлу.

– «Попкорн» отщелкать хочешь? – ернически спросил Егор. – Так я это еще в первом классе видел. Санька Парфенов здорово исполнял. Ни у кого больше не получалось, из всего класса. Ох, и завидовали мы ему тогда. А потом подросли и поняли – нечему там было завидовать.

– Чего? – алкаш недоуменно заморгал. Но подспудно он уже понял – привычные методы тут не сработают. И, несмотря на то, что стоявший перед ним человек был на вид типичным «неформалом», многие из которых являют собой либо легкую добычу, либо же потенциальных собутыльников, лучше было бы любителю «залить глаза» за чужой счет оставить этого парня в покое.

– А! – мужик, не попытавшись даже включить «бычку», развернулся и принялся обшаривать взглядом окрестности в поисках более перспективного «клиента». Киреев пошел своей дорогой.

«Вот, и это называется – великий русский народ, – раздраженно думал Егор, приближаясь к дому. – Был бы он хотя б один такой на весь район! Блин, даже стыдно, что я живу в одном городе, в одной стране, на одной планете с этими животными!».

Ну, в самом деле, где такое еще увидишь? Нет, пить-то везде пьют, и кое-где – еще похлеще, чем в России. Но дело ведь не в количестве выпитого – прими ты хоть бочку на грудь, да и спи себе на лавочке спокойно – здоровье твое. Дело все в поведении. Ближе всего по менталитету к русским в Европе стоят ирландцы и немцы. Но разве они, перебрав виски или шнапса, ведут себя так, как наши гаврики? Нет. Не ведут. Киреев, хоть его знакомство с другими странами ограничивалось Молдавией и Украиной, это знал. Не раз доводилось общаться в ростовских барах с немцами, что приехали в столицу Дона возводить пивные заводы. Да и земляков Пола Хьюсона, более известного жителям планеты Земля под именем Боно, Егору тоже довелось повидать – в ирландском баре «Корк», во время международного рок-фестиваля. Ничего похожего на свиные рожи сограждан ни в том ни в другом случае он не наблюдал.

Самым удручающим фактом этой ситуации некромант считал равнодушие государства к позорной язве на теле общества. Впрочем, в последние годы власти предержащие, вроде бы, начали лениво почесываться. Появилась антиалкогольная социальная реклама, выходят ток-шоу и документальные фильмы, обещавшие пьющим и даже просто выпивающим россиянам скорую, неминуемую и мучительную смерть… Но как-то неумело все выходит и неестественно. Главный лозунг нынешней кампании едва ли не к тому сводился, чтоб вовсе крепкие напитки запретить. Плюс к этому, граждан, как обычно держали за дураков – в каждой из подобных программ почетное место было отведено какому-нибудь представителю духовенства. А Русская Православная Церковь ведь и не думала отказываться от полученных в девяностые годы льгот на ввоз из-за границы спиртного и сигарет – в этом бизнесе она по сей день оставалась одним из самых крупных игроков.

«Не одна крайность, так другая, – размышлял Егор, приближаясь к дому. – Зачем запрещать? Зачем пугать? Вы просто привейте народу культуру пития. Ну и зарплаты нормальные, конечно, дайте – это во-первых».

Вот с такими, не слишком уже веселыми мыслями, он подошел к двухэтажному кирпичному зданию, которое служило ему и домом и местом работы.

– Сука! – отпирая дверь, некромант ругнулся в адрес давешнего забулдыги. – Все настроение испохабил!

Поднять настроение были призваны четыре свиных отбивных котлеты с вареным рисом и свежей зеленью. Последствия вчерашних возлияний в суши-баре еще скреблись в затылке – к сожалению, даже самая мощная магия способна избавить человека лишь от опьянения, но не от похмелья. Так что Егор присовокупил к своей трапезе чекушку водки «Русский изумруд». А раз уж в дело пошла такая штука – как обойтись без селедочки пряного посола, половины банки миниатюрных корнишонов и такого же количества маринованных молодых кукурузных початков? Никак, разумеется, нельзя без этого всего обойтись.

«Вот если бы все в России выпивали именно так, – думал Киреев, ловко сервируя обеденный стол, – разве возникла необходимость во всех этих дурацких шоу с клоунами в рясах? Тому придурку с улицы, поди, такое и не снилось. Лучшее, что он в жизни видел – это пол-литра „Золотой осени“ и плавленый сырок на шестерых!», – от злобы на тунеядца-попрошайку и всю житейскую грязь, которую тот олицетворял, Егор готов был с размаху вонзить в столешницу вилку, которую сжимал в руке.

– А впрочем, что это я? – произнес Киреев вслух. – Мне с ним детей не крестить.

– Тебя, если что, и к купели-то не подпустят, – глухо донеслось из брошенного под стол заплечного мешка. – Открой рюкзак, а? Я тоже выпить хочу.

Олеся была права. Печать Тьмы, лежавшая на таких, как Егор, не позволяла принимать участия в серьезных монотеистических обрядах.

Стоит заметить, конечно, что никто из этих людей и не испытывал подобных побуждений.

– Как ты узнала, что я пить собираюсь? – Егор достал из рюкзака тряпичную куколку и положил ее на стул напротив себя. – Неужто мысли читаешь?

Игрушка обернулась облаком серой пыли, которая, рассеявшись, явила взору Киреева миловидную десятилетнюю девочку.

– Услышала, как бутылка звякнула, – невозмутимо ответствовала Олеся.

– Ну, об этом можно было догадаться, – усмехнулся Егор. Понятное дело, тончайший слух девочки-вампира мог улавливать даже едва слышные шорохи. И эта особенность Олеси не раз уже выручала самого Киреева. – Рюмку себе возьми.

Хоть Егор и сам частенько называл свою сверхъестественную помощницу вампиром, на самом деле Олеся являлась упырицей. Эту разновидность нежити с легкой руки Александра Сергеевича Пушкина на Руси неверно отождествляют с вурдалаками. Упыри действительно сходны по внешнему виду и образу жизни с расовыми вампирами, но имеют ряд отличительных особенностей. Люди становятся упырями вовсе не в результате инициации. Происходит это, в первую очередь, с теми, кто скончался прежде срока своей естественной смерти – часто в молодом возрасте. А также – с людьми, умершими скоропостижной трагической или насильственной смертью. Как и колдунов с ведьмами, таких покойников в старину старались похоронить в особом месте, за пределами христианских кладбищ.