Друзья в верхах - Донна Леон

Брунетти опасался, что понедельник принесет ему новости — какие-нибудь последствия делового обеда вице-квесторе Патты с его начальником. Вызов последовал около одиннадцати, вскоре после того как Патта приехал в квестуру.

— Синьор комиссар! — окликнула его синьорина Элеттра, и он, подняв глаза, увидел, что она стоит в дверях кабинета с синей папкой в руке. Секунду он размышлял над тем, не выбирала ли она случайно эту папку под цвет своего платья.

— О, доброе утро, синьорина, — сказал он, взмахом руки приглашая ее подойти ближе к столу. — Это список украденных драгоценностей?

— Да, и фотографии, — ответила она, протягивая ему папку. — Вице-квесторе просил передать, что хочет поговорить с вами сегодня утром. — В ее голосе не было и намека на то, какого рода опасность скрывалась за этим приглашением, и поэтому Брунетти ограничился лишь подтверждающим кивком.

Он открыл папку. К листу бумаги были прикреплены четыре цветные фотографии, на каждой — по одному ювелирному изделию: три кольца и браслет, напоминающий цепочку из небольших изумрудов.

— Похоже, владелица основательно подготовилась к грабежу, — произнес Брунетти, удивленный тем, что кто-то взял на себя труд сделать студийные фотографии своих драгоценностей, и у него тут же возникло подозрение в мошенничестве со страховкой, которым он поделился с синьориной Элеттрой.

— А разве не все это делают? — спросила она.

Брунетти нахмурился и, не пытаясь скрыть удивление, произнес:

— Вам не следует так говорить, синьорина.

— Возможно, мне и не следует так говорить, особенно учитывая, где я работаю, но я, безусловно, имею право высказаться по этому поводу. — Он попытался было возразить, но она добавила: — Все об этом говорят.

— Да вы взгляните на статистику: в Венеции совершается меньше преступлений, чем в любом другом городе Италии! — с жаром сказал он.

Она не стала закатывать глаза к небу, а ограничилась вопросом:

— Неужели вы думаете, что эти сведения отражают действительное положение дел, синьор комиссар?

— Что вы имеете в виду?

— Эти статистические данные не имеют отношения к уровню преступности в городе. И вам наверняка следует знать об этом.

Поскольку Брунетти не реагировал на ее явный вызов, она спросила:

— А вам не кажется, что люди просто не хотят заявлять о преступлениях?

— Что ж, вероятно, не все, но — я уверен! — большинство людей заявляют.

— А я уверена, что большинство людей этого не делают, — сказала она, пожимая плечами, будто желая смягчить свои слова, но голос ее при этом звучал довольно жестко.

— Почему вы так считаете? — спросил Брунетти, положив папку на стол.

— Я знаю трех человек, чьи квартиры были ограблены в течение последних нескольких месяцев, и они не сообщили об этом. — Она ожидала реакции Брунетти, но он молчал, и она продолжала: — Впрочем, один из них сообщил. Он добрался до участка карабинеров, что рядом с церковью Сан-Заккариа, и рассказал, что его квартиру ограбили, а дежурный сержант велел ему прийти на следующий день, потому что лейтенанта — он единственный ведет дела о грабежах — в тот день не было.

— И он пришел?

— Конечно нет. А смысл?

— И это повод для такого пессимистического вывода, синьорина?

— А какое еще, по-вашему, у меня могло сложиться мнение? — Она бросила на него взгляд, в котором было гораздо больше вызова, чем она обычно позволяла себе по отношению к Брунетти.

Она была раздражена, и атмосфера душевного комфорта, которая обычно воцарялась в кабинете в ее присутствии, куда-то испарилась, оставив ощущение такой же печальной усталости, которая возникала у Брунетти всякий раз после размолвки с Паолой. Пытаясь избавиться от этого ощущения, он посмотрел на снимки и спросил:

— Какое из этих украшений было у цыганки?

Синьорина Элеттра, как и он, стремившаяся сменить тему разговора, склонилась над фотографиями и указала на браслет:

— Владелица узнала его. К тому же у нее сохранился товарный чек, в котором имеется его описание. Сомневаюсь, что это меняет суть дела или принесет много пользы, но она сказала, что в тот день, когда было ограблено ее жилище, она видела трех цыган на campo[3]Сан-Фантин.

— Да, — согласился Брунетти, — от таких наблюдений никакого толку.

— Вот о чем я и говорю, — заключила она.

При обычных обстоятельствах Брунетти все же сделал бы ей замечание, напомнил, что закон не видит разницы между цыганами и другими людьми, но ему не хотелось нарушать мир, который восстановился в их отношениях. Он спросил о другом:

— Какого возраста воришка?

— Его мать говорит, что ему пятнадцать, но, само собой, документов никаких, ни свидетельства о рождении, ни справок из школы, так что ему может быть от пятнадцати до восемнадцати. Поскольку она утверждает, что ему пятнадцать, его нельзя привлечь к уголовной ответственности, и он еще несколько лет может спокойно прохлаждаться, делая что в голову взбредет.

Брунетти опять подивился, как синьорина Элеттра сегодня легко раздражается — ну просто вспыхивает как порох! — и попытался отвлечь ее повседневными делами.

— Да, дела, — пробормотал он, закрывая папку. — Так о чем вице-квесторе хочет поговорить со мной? Вам что-нибудь известно?

— Вероятно, хочет поделиться с вами выводами из беседы с начальством. — По ее ровному голосу Брунетти так ничего и не понял.

Он тяжело вздохнул и встал. Хотя цыганский вопрос остался у них нерешенным, его вздоха было достаточно, чтобы вызвать у нее улыбку.

— Правда, синьор комиссар, я понятия не имею! Он только попросил, чтобы я передала, что он хотел бы поговорить с вами.

— Ну тогда я пойду и узнаю, чего он хочет.

Он задержался у двери, чтобы дать ей пройти первой, а затем они вместе спустились по лестнице и направились к кабинету Патты и ее собственной маленькой приемной перед рабочим местом шефа.

Как только они вошли, на столе у нее зазвонил телефон, и она подняла трубку.

— Офис вице-квесторе Патты, — произнесла она официально. — Да, Dottore,[4]он у себя. Я соединю вас. — Она нажала одну из кнопок на телефоне. Глядя на Брунетти, она указала на дверь кабинета Патты. — Ему звонит мэр. Вам придется подождать, пока…

Телефон зазвонил снова, и быстрый взгляд, который она метнула в Брунетти, дал ему понять, что это личный звонок, поэтому он взял утренний выпуск «Газеттино», лежавший на ее столе, и, переместившись к окну, стал бегло просматривать. Через минуту он оглянулся: она улыбнулась ему, повернулась на стуле, прижала телефонную трубку ко рту и понизила голос. Брунетти вышел в коридор.