Энни с острова принца Эдуарда - Люси Мод Монтгомери

– Но вы же обе пришли специально, чтобы встретиться со мной, не так ли? – спросила Филиппа, поочередно протягивая девушкам руку. – А можно я навещу вас? Мне понравилось с вами общаться! Мы классно провели время вместе! Вам же не внушает отвращение моя болтовня?

– Нисколько! – засмеялась Энни, сердечно пожимая руку Фил.

– Я не такая чудачка, какой кажусь на первый взгляд, знаете ли! Просто попытайтесь принять Филиппу Гордон со всеми ее недостатками. Что поделать, если я такой уродилась? Надеюсь, вы полюбите меня, в конце концов… А правда, это кладбище – очень милое местечко? Хочу, чтобы меня похоронили здесь!.. А вон ту могилу я еще не осмотрела. Да, да, ту самую, что за железной оградой. Смотрите, девочки, на могильной плите написано, что это могила гардемарина, убитого во время сражения между Шанноном и Чисепиком! Представьте себе только!

Энни задержалась у ограды и взглянула на старую могильную плиту. Внезапно ее охватил трепет, и пульс участился от нараставшего возбуждения. Взор ее затуманился. Она не видела больше старинного кладбища с развесистыми деревьями и тенями на дорожках. Вместо него воображение Энни нарисовало гавань Кингспорта такой, какой она была век тому назад. Из тумана медленно выходил красавец-фрегат под «гордо реющим английским флагом». Позади него шел другой корабль, на юте которого покоилось тело доблестного Лоренса, завернутое в яркие знамена. Время перевернуло последнюю страницу его жизни, а между тем Шаннон торжествовал победу над Чисепиком, и фрегат победителей триумфально держал путь к берегам, ведя за собой фрегат побежденных…

– Энни Ширли, очнитесь! – засмеялась Филиппа, потянув девушку за руку. – Вы перенеслись в прошлое на сотню лет назад! Возвращайтесь!

И Энни вернулась с легким вздохом. Глаза ее излучали мягкий свет.

– Я всегда любила рассказы об этом историческом событии, – задумчиво сказала она, – несмотря на то, что тогда одержали верх англичане. Наверное, это из-за того, что мне нравился бесстрашный командор этих несчастных, потерпевших, поражение воинов. Эта могила навеяла образы давних лет. Они показались мне такими реальными! Бедному гардемарину едва минуло восемнадцать! «Он скончался от смертельных ранъ, и смерть его была смертью героя,» – гласит эпитафия. О чем еще может мечтать воин?

Перед тем, как уйти, Энни, носившая на груди букетик фиалок, отколола его с платья и тихонько положила на могилу этого юноши, погибшего во время великого морского сражения.

– Ну и как вам наша новая подружка? – спросила Присцилла, когда Фил простилась с ними.

– Мне она нравится. Хоть эта девушка и несет разную чепуху, но в ней что-то есть. Я верю, когда она говорит, что не так глупа, как может показаться вначале. Она просто интересная чудачка и… ребенок! Не думаю, что она когда-нибудь повзрослеет!

– Мне Фил тоже понравилась, – твердо сказала Присцилла. – Эта девица так же без конца болтает о мальчишках, как и Руби Джиллис. Но последняя иногда доводит меня до бешенства, тогда как над словами Фил я готова просто добродушно посмеяться. Почему так, Энни?

– Все дело в том, – заметила та, – что у Руби уже есть определенный опыт. Она постоянно играет в любовь с кем-нибудь. Кроме того, возникает такое чувство, будто ей очень хочется этим похвастаться и «утереть нос» всем нам, ведь у нас и близко нет подобного выводка поклонников! А когда Фил заговаривает о своих парнях, создается впечатление, что это обыкновенный треп, не более того. Она ценит мужскую дружбу и радуется, когда ее окружает множество интересных парней. Просто ей очень нравится быть в центре внимания или думать, что она таковым является. Даже Алек с Алонсо – отныне едва ли смогу отделить эти два имени друг от друга! – в ее представлении – товарищи по игре, в которую она собирается играть всю свою жизнь. Я рада, что мы познакомились с ней и побывали на этом старинном Сейнтджонском кладбище. Кажется, я уже пустила на нем корни, и, надеюсь, их никто не подрубит!..

Последующие три недели Энни с Присциллой не покидало чувство, что они чужие в этом затерянном мире. Затем внезапно все встало на свои места: они увидели в ином свете Редмонд, профессуру, аудитории, студентов, занятия и общественные мероприятия. Жизнь уже не складывалась из эпизодов, а напоминала единое действие. Поступившие на первый курс, из скопления разрозненных индивидуумов превратились в группу, имеющую свой статус, принципы, анекдоты, интересы, антипатии и амбиции. Они «заткнули за пояс» второкурсников на конкурсе искусств, который по традиции проводили в колледже ежегодно, заслужив тем самым уважение со стороны всех групп. Им было чем гордиться! Три года подряд победа доставалась второкурсникам; на сей раз первокурсники гордо поднимали свое знамя, выиграв сражение благодаря новым гениальным тактикам, намеченным самим «главнокомандующим», Гильбертом Блифом. Второкурсники пришли в замешательство и упустили свой шанс, тогда как первокурсники ликовали. За особые заслуги Гил был избран куратором первого курса. Этого почетного положения – по крайней мере с точки зрения новоиспеченных студентов – домогались многие. Его также пригласили стать членом Клуба Ягнят – редмондского варианта Ламбафета, – что считалось особой честью для любого первокурсника. В качестве боевого крещения ему пришлось маршировать по улицам деловой части Кингспорта, не снимая дамского чепчика и огромного передника из цветастого ситца. Но он не унывал и, напротив, казалось, получал удовольствие, галантно приподнимая свой чепчик при встрече со знакомыми дамами. Чарли Слоан, которого не пригласили в Клуб Ягнят, внушал Энни, что не понимает, как это Блиф мог до такого унизиться. Уж он-то, Чарли, никогда бы так низко не пал!

– Представьте Чарли Слоана в ситцевом фартучке и чепчике! – хихикала Присцилла. – Да Слоана не отличили бы от его собственной бабушки! А вот Гильберт что в них, что в своей нормальной одежде выглядит мужчиной!

Энни с Присциллой ушли с головой в общественную жизнь Редмонда. В том, что это произошло столь быстро, была немалая заслуга Филиппы Гордон. Она оказалась дочерью состоятельного человека с высоким социальным положением. Фил принадлежала к старинному аристократическому роду. Ее имя, равно как красота и шарм, оцененные всеми, кто с ней встречался, немедленно открывали перед девушкой двери всех клубов, тусовок и кружков в Редмонде. Она всегда брала с собой Энни с Присциллой. Первую Фил просто обожала, вторую тоже, но… в меньшей степени. Душа у нее была по-детски чистой и свободной от всякого проявления снобизма.

– Тот, кто любит меня, должен любить и моих друзей! – эту фразу она совершенно спонтанно приняла в качестве своего девиза. Фил запросто ввела новых подруг в расширившийся круг своих знакомых; таким образом две «островитянки» из Эвонли без особого труда пролагали себе дорогу в свет на зависть и удивление другим первокурсникам, не имевшим такой «влиятельной покровительницы», как Фил, и вынужденным прозябать на задворках общественной жизни в первый год их пребывания в колледже.

Энни и Присцилла, девушки с серьезными взглядами на жизнь, по-прежнему видели в Фил того забавного и хорошенького ребенка, каким она им показалась во время их первой встречи. Но выяснилось, что у ней и впрямь «ума палата». Когда и где Фил выкраивала время для учебы оставалось тайной, ибо, казалось, что она только и делает, что срывает цветы удовольствия. Дома, по вечерам, у нее постоянно собирались компании. Поклонников у нее было столько, сколько душе угодно; девять или десять первокурсников и целая армия ухажеров с других курсов ловили ее улыбки, соперничая друг с другом. Фил благосклонно принимала их знаки внимания и наивно рассказывала о своих победах Энни с Присциллой в таких подробностях, что у ее поклонников, верно, горели уши.