Я хочу твоего мужа - Маргарита Дюжева

такая? — нервный смешок срывается с моих губ.

— Нет.

Почему-то меня это успокаивает. Я выдыхаю, беру себя в руки и уже совсем другим тоном произношу:

— У меня есть повод думать, что одна девица не прочь познакомиться с ним поближе. Они коллеги. И меня это очень сильно напрягает. Я мужу верю, но…— развожу руками, — сам понимаешь, доверяй, но проверяй.

— То есть ты хочешь убедиться, что ничего нет. Я правильно понял?

— Да. Мне нужна уверенность, что мой муж по-прежнему только мой.

— Отлично.

Мы сидим еще минут двадцать и обсуждаем детали. Я рассказываю ему практически все, кроме своих метаний и тоскливых размышлений. И про душ, и про работу, и про то, что сейчас у Мариночки болит ножка.

Саша ведет себя как профессионал. Задает корректные вопросы, не осуждает, не вешает ярлыков и не лезет с советами. Его интересуют исключительно факты: где, что, как.

В конце самым спокойным тоном выдает:

— Задача ясна. Работаем.

— Работаем, — я скованно улыбаюсь, все еще не уверенная в том, что поступаю правильно. Почему-то вспоминаются слова «кто ищет, тот всегда найдет», а следом «меньше знаешь — крепче спишь», но уже поздно. Отмашка дана.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ ***

По возвращению в кафе, я чувствую себя премерзко. Вот уж не думала, что когда-нибудь опущусь до слежки за собственным мужем. Но и останавливаться не хочу. Утешаю себя мыслью, что это на чуть-чуть. Всего на несколько дней. Я просто получу подтверждение, что Леша не изменяет, придушу своего внутреннего ревнивого демона и забуду обо всем этом, как о страшном сне.

Хороший план, и я надеюсь, что мне удастся выдержать его до конца. Больше всего меня волнует, как я мужу в глаза смотреть буду. Он спросит, как дела, а я ему такая нарядная и счастливая: все отлично, встречалась с детективом, отвалила бабла, чтобы за тобой присматривать.

Присматривать…слово, то какое дурацкое.

Грустно мне. Я чувствую себя так странно. Вроде все нормально, а такое чувство, будто шагаю по канату над пропастью и бестолково размахиваю руками, чтобы удержаться.

Скорее бы все это закончилось. Сил нет.

Чтобы отвлечься и перестать изводить себя тяжкими мыслями я выхожу в зал. Работа идет. Клиентов пока еще не очень много, официанты справляются, бариста немного скучает. При моем появлении подбираются. Знают, раз Кира Андреевна вышла в зал, значит будет совать свой любопытный нос во все щели. Леночка тут же подскакивает ко мне с неизменным блокнотом, готовая выполнить любые указания. Мы с ней проходим между рядов, я указываю на недочеты, а она все скрупулезно фиксирует.

За самым дальним столиком меня поджидает сюрприз в виде Зинаиды Степановны.

— Здравствуйте, — произношу с улыбкой, взглядом показывая Лене, что может быть свободна.

Секретарь моего мужа дёргается и поднимает на меня откровенно испуганный взгляд.

— Кира Андреевна? Какими судьбами?

— Так хозяйка я здесь, — жестом обвожу помещение.

— Ваше детище?

— Мое, — не без гордости.

— А я не знала…

У нее на лице очень явно написано «знала бы — не пришла».

— Все в порядке?

Она только качает головой и с грустным вздохом отмахивается.

— Хорошо. Устала просто. Отпросилась сегодня на прием к врачу, колено-то болит. Решила себя кофейком побаловать, а тут вы.

— Не переживайте, мужу не скажу, — запираю губы невидимым ключиком и выбрасываю его за плечо.

— Спасибо, Кира Андреевна, — она все-таки улыбается, — Тогда может составите компанию?

— Почему бы и нет.

Делаю знаки официантам, чтобы принесли мое любимое. Они все в курсе, что имбирный чай — моя слабость, поэтому через две мин передо мной уже стоит кружечка с ароматным и немного островатым напитком.

— Как колено?

— Да, ничего вроде. Прописали покой, мазь и хондропротекторы. Старость — не радость

— Да какая там старость. Вы кого угодно за пояс заткнете. А уже как специалисту, вам вообще цены нет. Алексей всегда про вас отзывается исключительно с уважением.

Она польщенно улыбается, но глаза все равно остаются грустными.

— Увы. Молодые на пятки уже наступают. Ни ума большого, ни дисциплины, за то апломба и наглости хоть отбавляй. Мало того, что ошибка на ошибке, так еще и ответственность на других пытаются переложить.​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

У меня екает. Сильно. Везде. И под коленями, и в сердце.

— И кто же это так отличился?

— Да есть персонажи, — уклончиво отвечает она.

— Рассказывайте, Зинаида Степановна, не томите. Я хоть и не сотрудник фирмы, но очень радею за общее дело, да и подсказать что-нибудь со стороны смогу. Свежий взгляд, сами понимаете, — ласково улыбаюсь растерянной женщине, — Какие-то проблемы у Алексея?

— Нет! Вы что! У него все как часы, я за каждой мелочью слежу.

От сердца немного отлегает.

— Это в другом отделе. Одна звезда накосячила, не подготовила вовремя документы. Фактически сделку сорвала, и вместо того, чтобы признаться — взяла и подставила всех.

У меня нехорошие предчувствия:

— Какой отдел?

— У Андрея Михайловича завелась… бестолочь, — в сердцах звенит чашкой по блюдечку, — ходит только задницей крутит да на публику играет, а на деле видимость одна, а дальше пусто. Зато выговоры из-за нее всем помощникам дают. Представляете, после того как сделку еле спасли, высшее руководство собрало всех помощников и отчихвостило так, что с глаза друг другу смотреть стыдно. Позор! Простите за эмоции, Кира Андреевна. Не сдержалась.

— Ничего. Я все понимаю. Я бы тоже не сдержалась, если бы меня незаслуженно отчитали.

— Обидно очень. Столько лет безупречной работы, и из-за какой-то выскочки такое пятно на репутации.

У меня пересыхает во рту, и я залпом допиваю чай, тут же показывая своим, что хочу еще. Через пару минут Леночка приносит новую кружку.

— Спасибо, — благодарю, не глядя, и снова обращаюсь к Зинаиде, — так сходили бы к Михалычу. Сказали бы как все на самом деле. Зачем терпеть? Он мужчина умный, проницательный, все бы понял…

— Что я баба базарная чтобы устраивать скандалы? — она морщит свой строгий, немного длинноватый нос.

— При чем тут базар? Надо сказать, как все было. Чтобы наказывали тех, кто на самом деле виноват, а не всех под одну гребенку.

— Нет. — она качает головой, — не могу я так. Вы что.

— Зато я могу.

— Не надо, Кира Андреевна, — она пугается.

— Надо, надо. Это