Больше, чем любовница - Мэри Бэлоу

Герцог Трешем промычал в ответ нечто неопределенное.

Джейн надеялась, что он не станет возвращаться к этой теме. Она перебинтовала ногу так, чтобы повязка хорошо держалась и в то же время не сдавливала отек.

– Этот табурет недостаточно высок даже с подушкой, – с озабоченным видом проговорила девушка. Она окинула взгляд-дом комнату в поисках чего-нибудь более подходящего. Заметив шезлонг в дальнем углу библиотеки, спросила; – Вы ведь обрушите на меня весь свой гнев, если я посмею предложить вам перебраться в шезлонг? Но поверьте, ваша мужская гордость не пострадает. Вы все равно останетесь в библиотеке, зато ногу можно будет вытянуть и приподнять.

– Вы собираетесь поставить меня в угол, мисс Инглби? Как провинившегося мальчишку?

– Но шезлонг же не привинчен к полу, – резонно заметила Джейн. – Думаю, его можно передвинуть туда, где вам будет удобно. Может, поближе к камину?

– К черту камин! Пусть его поставят к окну. Только не вздумайте делать это сами. Вы надорветесь, а мне отвечать. А отвечать за это я не желаю, даже если в ваших страданиях и будет некая высшая справедливость. Возле каминной полки шнур. Дерните за него и вызовите дворецкого.

Вскоре появился дворецкий. Он и передвинул шезлонг к окну. Джейн подставила герцогу плечо, чтобы помочь преодолеть расстояние от камина до окна, но Джоселин наотрез отказался. Когда же дворецкий предложил свою помощь, герцог, нахмурившись, проворчал:

– Чтоб вы сгорели… Вот когда мне останется одна дорога – в могилу, тогда вы меня и понесете. А до тех пор я как-нибудь смогу перемещаться сам. Пусть иногда и с вашей помощью.

– Вы всегда были таким упрямым? – спросила Джейн. Дворецкий в ужасе уставился на девушку. Он, видимо, ожидал, что вот-вот молния поразит ее за такую дерзость.

– Я – Дадли, – с усмешкой пояснил Джоселин. – Мы все упрямы с рождения, вернее – с самого зачатия. Даже в животе матери младенцы Дадли пинаются, ворочаются и всячески досаждают своим родительницам – я уж не говорю о тех мучениях, которым они подвергают матерей в процессе рождения. И это только начало.

Герцог пристально смотрел на Джейн, и она вдруг поняла, что глаза у него не черные, как ей прежде казалось, а темно-карие. Что же касается младенцев… Джейн прекрасно все об этом знала. Когда ей исполнилось четырнадцать, она стала помогать акушерке при родах и была свидетельницей появления на свет немалого числа младенцев.

Мать Джейн всегда полагала, что служение своему народу – неотъемлемая часть жизни тех, кому выпала честь принадлежать к привилегированному сословию.

Расположившись поудобнее и вытянув ногу, Джоселин сразу же почувствовал облегчение. Джейн отошла в сторону, ожидая, что ее либо отпустят, либо передадут в распоряжение дворецкого. Однако дворецкого герцог отпустил, а вот со своей сиделкой прощаться не торопился.

– Итак, мисс Инглби, – проговорил он, – как вы собираетесь развлекать меня на протяжении трех недель?

Джейн встревожилась. Но почему? Ведь в вопросе герцога едва ли можно было уловить непристойный намек, да и рана казалась слишком уж серьезной… Но нет, Джейн была достаточно благоразумной и не очень-то полагалась на порядочность джентльменов, когда ими овладевала скука.

Джейн не знала, что отвечать, но отвечать не потребовалось, поскольку в библиотеке появился первый посетитель. Вернее, посетительница. Эта дама ворвалась словно вихрь.

Ворвалась, распахнув дверь так, что она с силой ударилась о книжный шкаф, в котором задребезжали стекла.

Джейн насторожилась. Дама была молода и весьма модно одета, однако ее наряд, по мнению девушки, не свидетельствовал о хорошем вкусе. Джейн впервые видела эту леди, но тотчас же поняла, что поступила очень опрометчиво, решив остаться на три недели в Дадли-Хаусе. Если бы о приходе посетительницы было объявлено, Джейн нашла бы способ незаметно ускользнуть из библиотеки. Но сейчас ей оставалось лишь затаиться за шторой и терпеливо ждать…

– Кажется, я дал указание слугам никого ко мне не впускать, – пробурчал герцог.

Однако посетительницу не смутила столь вопиющая грубость.

– Трешем, ты жив?! – воскликнула она, подходя к герцогу. – Я должна была удостовериться!.. Если бы ты знал, как я страдала, ты бы ни за что не решился на это! Хейуорд отправился заседать в парламент с самого утра. Ужасная бестактность с его стороны – ведь он знает, как у меня расшатаны нервы. Клянусь, я сегодня всю ночь глаз не сомкнула. Должна признать, что лорд Оливер поступил непорядочно. Он не должен был стрелять в такой момент. И вообще ему не стоило вызывать тебя на дуэль. Если леди Оливер была настолько неосмотрительна, что позволила мужу узнать о ваших с ней отношениях, а лорд Оливер оказался настолько глуп, что выставил свои рога на всеобщее обозрение, выбрав местом дуэли именно Гайд-парк, то, конечно же, пулю заслужил он, а не ты. Говорят, ты стрелял в воздух, и это, безусловно, говорит в твою пользу. Ты остался истинным джентльменом. Хотя… Ради того, чтобы убить такую крысу, как Оливер, мог бы и поступиться принципами. Но тогда тебе бы пришлось бежать во Францию, а Хейуорд… Представь, какая наглость! Хейуорд заявил, что не стал бы возить меня в Париж ради свиданий с тобой. А ведь всем известно, что Париж – замечательный город. Иногда я спрашиваю себя: зачем я вообще вышла за него замуж?

В течение всего этого монолога герцог Трешем держался за голову. Дождавшись, когда молодая леди умолкла, чтобы перевести дух, он сказал:

– Ангелина, ты вышла за него замуж потому, что он тебе нравился. К тому же Хейуорд граф и богат почти так же, как я. Но главное – он тебе нравился.

– Да, конечно, – с улыбкой кивнула женщина, и Джейн вдруг поняла, что она очень даже мила, несмотря на значительное сходство с герцогом. – Трешем, как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Правда, нога побаливает и ужасно разболелась голова. А в остальном я в полном порядке. Спасибо за заботу, Ангелина. Присядь, пожалуйста.

Последняя фраза была произнесена с явным сарказмом, поскольку посетительница, не дожидаясь приглашения, давно уже устроилась в кресле у шезлонга.

– Когда я буду уходить, – заявила она, – я распоряжусь, чтобы к тебе никого не пускали, кроме членов семьи. С твоей головной болью не стоит принимать назойливых гостей, болтающих всякие глупости.

Герцог промычал что-то невразумительное. И вдруг поднес к глазам лорнет и досадливо поморщился:

– Этот отвратительный чепец… Почему такой мерзкий горчично-желтый цвет? А эти ленты поросячьего розового? Если ты намерена надеть это к леди Венети, я должен сразу заявить, что на меня в качестве сопровождающего можешь не рассчитывать.

Однако гостья продолжала говорить как ни в чем не бывало. Очевидно, ее совершенно не интересовало, что думает герцог о ее шляпке.

– Хейуорд говорит, что лорд Оливер на каждом углу клевещет о том, что не получил сатисфакции, поскольку ты не попытался его убить. Ты можешь представить подобный идиотизм? И братья леди Оливер тоже жаждут мести, а ты знаешь, что они собой представляют. Они говорят – хотя никто из них не присутствовал на дуэли, – что ты поступил бесчестно. Но если кто-то из них бросит тебе вызов, ты просто не должен его принимать. Трешем, подумай обо мне, о моем самочувствии, о моих расшатанных нервах.