Адвент. Повесть о добром пастухе - Гуннар Гуннарссон

Как можно было предположить, свет и огонь снова ожили, продолжали служить, как прежде. Вскоре был готов кофе. Его аромат наполнил хижину – благословенный кофе! Бенедикт пил его с благодарностью и почтением. Напившись вдоволь и позаботившись о воде для Железяки, он погасил свечу. Настала ночь. Силы постепенно покинули его уставшее тело. Тихими шагами подкрался сон, и унес его на своих милостивых руках.

И вот лежал Бенедикт в свой норе, закутавшись в шерстяное одеяло и положив под голову мешок с сеном. Рядом лежал Железяка, он спал по-своему и то и дело пережевывал жвачку в тишине и покое. Крепко прижавшись к ним обоим, свернулся калачиком Лев, блаженно поскуливая в ожидании заслуженного отдыха. Так лежали они все трое под землей, совсем невидимые, и их едва ли можно было счесть живыми. Но все же им еще предстоит проснуться для свершений, которые многие другие сочтут выше своих сил, для поступков, совершить которые могут лишь те, кто к этому готов. Может, не такие уж они немощные? Может быть, они – необходимые звенья какой-то цепи?.. А в небе над ними, как всегда, продолжают свое движение планеты.

Бенедикт спал как убитый под сенью бездонной ночи. Вдруг он мигом проснулся, словно по привычке, бодрый – выспавшийся и отдохнувший. Теперь нужно вырвать себя из цепких лап сна, пока сидящая в засаде усталость не навалилась вновь. Поэтому он вскочил, открыл крышку, служившую дверью, – яркий лунный свет. Значит, мир вернулся на круги своя. К счастью, он не проспал, если только не прошли сутки. «Поспешай медленно!»

Бенедикт разделил со Львом остатки вчерашнего мяса и порцию хлеба. Свою часть он проглотил, запивая горячим кофе. Железяка сегодня останется дома. Вчерашние хождения его не на шутку вымотали, и без особой нужды его лучше с собой не брать. Нет причины его беспокоить, пока не убедишься, что для него действительно есть работа. Бенедикт приготовил ему сена, воды и снежных комьев, посмотрел в щель рядом с крышкой. Лев внимательно наблюдал за его действиями, был явно ими недоволен, заглядывал хозяину в глаза, в сомнении поднимал переднюю лапу, скулил, пытался закрыть крышку. Но Бенедикт был настроен решительно и только потрепал его по спине. Наконец пес понял, что они даже не берут с собой еды. Потом они вместе вышли в лунную ночь.

Поскольку погода была тихая и ясная и вышли они рано, Бенедикт решил, что сегодня надо поискать овец в самых отдаленных местах, у края ледника, – это в лучшем случае пять часов туда и пять обратно. Они там почти никогда ничего не находили, но сходить надо обязательно, без этого домой возвращаться нельзя. Бенедикт быстро разошелся и ускорил шаг, тяжело поднимался по холмам и горкам, ветром летел вниз по склонам. «Горные дороги укрепляют ноги».

Хотя погода была хорошая, день не задался. Бенедикт не нашел ни одной овцы – живой. Но у края ледника, в небольшой узкой долине, почти засыпанной снегом, он наткнулся на нору (вернее, Лев ее нашел), – на лисью нору, в которой и лежала мертвая овца. Опоздали!

Находка произвела на Бенедикта тяжелое впечатление, и весь остаток дня он был мрачный. Для него это был плохой знак, явное предупреждение. Да еще в такой памятный год: в двадцать седьмой раз он пришел в горы, и самому ему два раза по двадцать семь лет. Да, юбилейный год, по крайней мере для него. И надо было такому случиться. Но неудачи преследуют его с самого начала – в этот раз. Здесь наверху было что-то не так, как всегда, хотя погода хорошая и дорога вполне сносная. Вокруг него в угрюмом молчании стояли горы. Что он им сделал? Разве он виноват, что задержался? Или это случилось из-за его передышки на Леднике? Но тогда это так мелочно. И как бы то ни было, его совесть чиста: он торопился, как мог, хотя препятствия возникали одно за другим. Так что если горы непременно хотят быть к нему холодными и враждебными – пусть, ничего не поделаешь. С этого момента он не намерен обращать на них никакого внимания и приходить будет только из-за овец. А поскольку овец не видно, и даже нет следов, то он, пожалуй, поспешит домой, стиснув зубы, с обидой на угрюмые вершины, к Железяке, к домашнему уюту в своей хижине, в своей яме, в своей норе.

Но когда он вернулся и спустился под землю, закрыв за собой крышку, ему было не до еды, не хотелось даже кофе. Ночью он спал мало и беспокойно. Это ведь не пустяк – рассориться со старыми друзьями, потерять последнее прибежище в одиноком мире. Но особенно бередило душу то, что, отправившись за живыми овцами, он нашел лишь мертвых.

На следующий день, в пятницу, встали рано и всей троицей отправились в путь. Дул северный ветер, снег мягко стелился по холмам, будто только и заботился о том, чтобы Бенедикту было легко идти на лыжах. Или он пускался в пляс, бешено кружась вокруг скал и больших камней, принимая их в свои холодные объятья. Но искать овец в такую погоду непросто: они убегают в укрытие, а их следы мгновенно засыпает снегом. Однако Бенедикт об этом не думал, он должен искать, пусть даже преданный горами и погодой. И это его рвение было вознаграждено: удача, оставившая его вчера, одумалась и отыскала его в метели. Ранним утром он нашел двух овец, позже днем третью, а на обратном пути еще двух, так что теперь их было пять. Искать овец в метели – всё равно что ловить рыбу в мутной воде, но эта рыбалка, по счастью, удалась. Потому что если знаешь особенности ландшафта и излюбленные места овец, и с тобой пес, истинный папа римский, то найдешь овец даже вслепую. Теперь его блуждания обрели смысл, всё шло в правильном направлении. Настроение улучшилось.

Но удержать этих заблудших овец – дело нешуточное. Бенедикту, Льву и Железяке пришлось изрядно потрудиться. Овцы сбились в неразлучные пары, которые сторонились друг друга и не переносили присутствия других существ. Они то разбредались в разные стороны, то не двигались с места, и тогда их приходилось подгонять громкими криками и собачьим лаем или просто-напросто перетаскивать через сугробы. Тяжелая работа. Теперь дело было за Железякой, и тот не подкачал. Он прибивался к овцам, внушал им, что тоже думает сбежать от собаки и человека, и брал на себя верховодство – разумеется, в нужном направлении. Иногда он сгонял овец вместе, и те так оживлялись, что бежали прямо за ним по пятам. Бенедикту и Льву оставалось только стараться в меру сил от них не отставать. Но потом вдруг овцы брались за свое и разбредались, и нужно было снова их собирать. Или Железяка застревал в сугробе и не мог выбраться собственными силами, а за ним и вся его свита. Тогда Бенедикт протаптывал в снегу тропинку, таща барана за рога, а Лев тем временем следил, чтобы свита не разбежалась. Случалось, что перетаскивать через сугробы приходилось всех шестерых. Это разогревало. Так прошел день.

В тот день и речи быть не могло, чтобы взять с собой Железяку в хижину, он должен был удерживать овец вместе, находить для них под снегом скудную траву и ушить разгребать снег, поддерживать в них стремление к самосохранению, чтобы им не захотелось снова убежать. Неделя подходила к концу. Отара расположилась где-то посередине между норой Бенедикта и горной хижиной, и поскольку без Железяки в норе было одиноко, а еще сегодня ожидался почтальон, который по пути на юг наверняка переночует в хижине, Бенедикт принял решение направиться туда. К тому же он сможет передать весточку с помощником почтальона, который потом вернется с лошадьми на север. Будет неприятно, если дома за него начнут беспокоиться.